Хоть каждый вал его уносит прочь
И сирый брег объемлют мгла и ночь.
II
На Тубонайском взморье, острой грудью
Утес чернеет, обречен безлюдью,
Свой рыбакам пернатым; где тюлень
В пещере сонную лелеет лень,
Ютясь от бурь, но солнце чуть проблещет,
Взыграет он и грозно влагу хлещет.
На скрип ладьи случайной птичий крик
Откликнется из скал, пуглив и дик;
Там грудью голой греет мать птенцов,
Пучины вольной хищников-ловцов.
Где с моря доступ к тесному ущелью,
Пески желтеют в устье плоской мелью.
И черепаший выводок, в броне
Влачась тяжелой, тянется к волне;
Их зной взрастил, и влага благосклонно
Кормящее им простирает лоно.
Часть остальная - дикий ад трущоб,
Сюда прибитым бурей - брег и гроб.
Вздохнет спасенный, что под ним земля,
Не рухлые останки корабля...
Гостеприимен не был кров убежный,
Изысканный для друга девой нежной
В годину крайнюю. Но ведом ей
Тайник спасенья, скрытый от очей.
III
В последний миг она велит гребцам
Перешагнуть с ладьи к другим пловцам,
Чтоб челн другой их мышцы подкрепили
И бегство тех дружнее торопили.
Ей прекословить хочет Христиан;
Но знак надежный девой светлой дан:
Она за все порукой; ускользнуть
Из волн сумеют оба. - "Добрый путь!"
И челн пустился, окрылен подмогой,
Как в небе катится своей дорогой
Звезда падучая. Его врагам
Уж не догнать... К угрюмым берегам
Гребет чета, - а враг не отступает.
Но силе юноши не уступает
Рука девичья. На ладьи длину
Приблизились к местам, где в глубину
Уходят глыб отвесных основанья.
На сто челнов, не боле расстоянья,
За ними недруг. Неприступен брег.
Куда ж они направят свой побег?
И юноша возвел с немым укором
На деву взор, и вопрошает взором;
"На гибель ты, любовь, меня вела?
Гробницей нам - пустынная скала!.."
IV
Из рук упали весла. Ньюга встала,
На близкую погоню указала,
"За мной!" - сказала: "Торквиль, не робей!"
И ринулась, и скрылась в ночь зыбей.
Миг промедленья - и ловцам он лов;
В его ушах бряцанье кандалов.
Ему кричат, и с мощию гребут,
По имени преступника зовут.
Рожденный водолаз, в пучину волн
Стремглав он прянул, темной веры поли;
Исчез из глаз - и вновь не появился.
На зыбь глухую враг глядел, дивился,
На скалы, скользкие, как гладкий лед:
Не вынырнул, не всплыл беглец из вод.
Вспухает ровными валами хлябь,
И лишь, кругами расплываясь, рябь
От тяжких всплесков двух не замерла.
Да пена снежная по ней плыла,
Как белое подобье саркофага
Над теми, чьей любви раскрылась влага
Могилою ревнивой и немой.
Играла зыбь с покинутой кормой,
И более ничто не выдавало,
Что здесь два сердца билось, изнывало
За миг единый. И без сих улик
Все было б призрак, сон, что встал и сник
Марой морской... Еще глядят окрест
И прочь спешат: уплыть от этих мест
Смущенных гонит ужас суеверный...
Он не нырнул, - как огонек неверный
На кладбище, он сгинул: так одним
Пригрезилось. Что светом неземным
Он весь светился, людям не подобный,
Другим примнилось. Бледности загробной
Все видели печать в его чертах...
Но, и плывя назад, во всех кустах
Плавучей водоросли ищут тела
Того, чья тень, как пена вод, истлела.
V
Но где ж он был, паломник глубины,
С вожатой Нереидой? Спасены
От бед земли, на дне ли темно-алом
Они живут под сводчатым кораллом?
В ревучие ли раковины дуют
С богами бездн, что по валам кочуют?
С Наядами ли Ньюга косы чешет,
Что зыбь струит, - и лаской деву тешит
Не ветр весны, а реянье волны?
Иль в сон без грез они погружены?
VI
Поглощена сомкнувшейся волной,
Как чадо струй, в стихии ей родной
Она неслась. За ней он плыл умело.
В зеленой мгле отсвечивало тело,
Мерцал амфибии волшебной след,
Путеводя того, кто с первых лет,
Сын северных морей, был с влагой дружен,
Как сверстники его, ловцы жемчужин,
Таящихся на сумеречном дне.
Ему привольно в смутной глубине...
Она скользнула вниз, в глухие жерла,
Наверх рванулась, руки распростерла
И вынырнула вдруг из душной бездны
В глубокий сумрак и под свод беззвездный,
И шелк кудрей от пены осушала,
И смехом свод отзвучный оглашала.
Под ними - брег; над ними свой шатер
Не небосвод, - пространный грот простер.
Дробит портал подводный в полдень яркий
Луч, преломленный стрельчатою аркой,
В струях зеленых, где, как огоньки,
Игривых рыб мерцают плавники.
Лик милого власами отирает
Дикарка юная. Он озирает
Вертеп, дивясь. Она в ладони бьет,
К норе Тритоновой его ведет,
В расселину скалы. Со свода в щели
День тусклый сходит в тайну подземелий;
И, как церквей готическая сень,
Сонм серых статуй прячет в полутень,
Все очертанья в их приюте новом
Полупрозрачным скрадены покровом.
VII
В листах банана скрытый, факел смольный
Привязан был на грудь дикарки вольной,
Повит гнату зеленым, чтоб волной
Подмочен не был светоч смоляной.
Кремень, сухие ветки были тож
В листах защитных. Торквиль дал свой нож:
Клинок в кремень ударил, искра тлеет,
Пещера ярким заревом светлеет.
То был чертог великий, где природа
Ваяла сень готического свода
И смелых дуг сплетенья возвела.
Землетрясений сила подняла
Надстолпия и выперла колонны
Из горных недр, когда с земного лона
Не сбыл потоп и трескалась кора.
В пожарище всемирного костра
Стен первозданных плавились опоры.
Тьма - древний зодчий - трапезу, притворы,