За мостом начиналась осушенная территория залива. Над новым массивом недавно отстроенных высотных домов пролетел реактивный пассажирский самолёт, он шёл на снижение, готовясь приземлиться в аэропорту «Ханэда», но шума двигателей не было слышно. Сёдзо и не заметил, как возвращавшиеся со скачек мужчины вышли из автобуса, в салоне оставались только он и две девушки, молча сидевшие рядышком в уголке.
Автобус вырулил на широкое шоссе. Несмотря на выходной день, по нему двигалось довольно много грузовиков. Это была скоростная прибрежная магистраль. Проезжая по туннелю — капитальному сооружению, освещённому оранжевыми огнями, — было трудно поверить, что он пролегает по дну залива, но это было действительно так: Токио успел дотянуться своими щупальцами до морского дна. Вблизи острова Цукисима и Харуми залив уже превратился в подобие озёра или большого отводного канала.
Вынырнув из туннеля, автобус съехал со скоростной магистрали, свернул вбок и оказался на просторной дороге, по обеим сторонам обсаженной деревьями и кустарником. Почва здесь имела белёсый оттенок — сразу было видно, что это не природный грунт, — в остальном же она мало походила на искусственную и скорее напоминала какой-нибудь земельный участок за городом, появившийся на месте срытого холма.
Впереди показалось бетонное здание Морского музея в форме корабля, сбоку от него виднелся небольшой мост, а за ним простиралось ничем не заполненное пространство с уходящей вдаль довольно широкой прямой дорогой без единого деревца по обочинам. Это был огромный пустырь, поросший бурьяном и жёлто-коричневой прошлогодней травой. «Вот это и есть настоящая рукотворная земля!» — мысленно воскликнул Сёдзо в волнении.
Автобус между тем стал поворачивать к Морскому музею. Заметив указатель остановки, Сёдзо проворно нажал на кнопку выхода. Нигде вокруг не было ни души. Стоячая вода канала отливала свинцом.
Сёдзо перешёл мост. Низкие, неподвижные облака были одного цвета с его асфальтовым покрытием. Отсюда и дорога, и пустырь казались ещё более просторными, заброшенными и безлюдными, чем из окна автобуса. Вблизи не было ни единой постройки, лишь белое здание Морского музея за спиной у Сёдзо, словно призрак, маячило на всём этом голом пространстве. Контуры токийских небоскрёбов едва различались на фоне серого неба. Портальные краны на пристани Ои напоминали скелеты огромных жирафов, когда-то давным-давно явившихся из мира сновидений, да так и оставшихся стоять на линии горизонта.
Недавно, оказавшись посреди пустынного асфальтового шоссе на причале Харуми, Сёдзо испытал острое чувство одиночества, но там всё-таки ощущалась близость города — перелетая через узкую полосу залива, ветер приносил его запах, его шум. А вот здесь действительно был пустырь. Правда, в отличие от настоящего пустыря, он не обладал тем запахом, который копится в почве на протяжении тысяч, десятков тысяч лет, той массивностью и основательностью, которая свойственна земле. Интересно, когда появилась эта рукотворная территория? Лет десять назад? Или все двадцать?
Сёдзо сошёл с дороги и зашагал прямо по пустырю. Сперва он пробирался сквозь гущу рослых, выше его головы, трав с сухими, длинными и жёсткими, как у тростника, листьями, потом вдруг на его пути возник участок голой, без единой травинки, растрескавшейся земли, из которой выглядывали какие-то посторонние предметы: конец проволоки, обрывок виниловой плёнки, краешек красноватого женского кимоно. Все эти вещи, пусть и запачканные, не были тронуты тленом и даже, напротив, вызывали ощущение чего-то живого. Глядя на них, Сёдзо испытал нечто сродни сексуальному возбуждению, — это было неожиданно и странно, ведь с тех пор, как умерла жена, ему казалось, что подобные желания уже не для него.
Он довольно часто посещал клубы на Гиндзе, встречаясь там с деловыми партнёрами, но как бы молода и привлекательна ни была подсевшая к нему девушка-хостесс, как бы близко она ни придвигалась, он не ощущал особого волнения. С таким же равнодушием, проходя по какому-нибудь увеселительному кварталу, он взирал на афиши и неоновые рекламы эротических шоу. Как странно, что вожделение настигло его именно здесь, на этом безлюдном пустыре… Видимо, выглядывающий из земли маленький клочок женской одежды гораздо сильнее щекочет нервы и разжигает похоть, чем обнажённое женское тело. Тем более, когда земля такая сухая, блёклая, ненатуральная.