— Да-а, ну и бардак ты развела, — со всей прямотой заметил мальчик.
— Это называется рабочий беспорядок.
— Пусть так, но я всё равно этого не люблю.
— Немного передохнём и займёмся уборкой.
Ёко распахнула дверь пошире, впуская в своё жилище солнечный свет и свежий воздух. Снаружи остро пахнуло морем.
Она вошла в каптёрку, вскипятила воду и приготовила растворимый кофе. Мальчик разыскал где-то баночку кока-колы и принялся из неё пить.
— А матери ты сказал?
Мальчик помотал головой.
— Я бы тоже не прочь тут жить, — проговорил он.
— Здесь нет окон и даже днём темно…
— Подумаешь! Зато похоже на космический корабль! — восторженно произнёс мальчик, оглядывая просторную полутёмную внутренность пустующего склада. — К тому же теперь ты полностью выздоровела.
— Ну, ещё не полностью…
Крича и рыдая под деревом, на котором висело мёртвое тело Сёдзо Сакаи, Ёко вновь стала самой собой. Самой собой? До сих пор всякий раз, когда она мысленно произносит эти два слова, у неё тревожно замирает сердце.
О том, что в её телесной оболочке существует ещё одно, другое «я», она смутно догадывалась уже давно. Всё, что происходило с её двойником, принявшим обличие девушки-мотоциклистки, запечатлевалось в её сознании в виде бессвязных, расплывчатых эпизодов, похожих на обрывки полузабытых снов, но когда в клинике ей показали видеозапись сеанса гипноза и Ёко увидела на экране не себя, а совершенно другую женщину — с другим голосом, выражением лица, повадками — она невольно содрогнулась.
«Вы слишком отгородились от внешнего мира, — объяснил ей врач. — Затворившись в стенах склада, вы общались с одними манекенами. И в конце концов подавляемые вами желания и амбиции пробились наружу в форме вашего ментального двойника».
Вновь и вновь пересматривая видеозапись, на которой она представала в образе мотоциклистки, Ёко постепенно стала понимать, что в глубине души всегда хотела быть похожей на неё.
— Значит, ты знал о моей болезни? — спросила она братишку, который начал прибирать в комнате.
— Угу, — коротко отозвался тот, а потом добавил: — Жаль, теперь мы уже не сможем поехать на остров.
— Почему же? Я поеду, — возразила Ёко, но тот рассмеялся:
— Ты не сможешь. Чтобы добраться туда, надо плыть в резиновой лодке по морю, да ещё в кромешной темноте. Это тебе не прогулка в парке.
— Но я же ездила туда.
— Это была не совсем ты.
— Нет, это была я, — твёрдо сказала Ёко, отвечая не столько ему, сколько себе самой. Ей ещё предстояло до конца осознать, что женщиной, лежавшей в объятиях легкомысленного, безрассудного, почти незнакомого ей человека, тоже была она…
Вся беда в том, считала Ёко, что Сёдзо Сакаи переступил черту, отделявшую его жизнь от мира фантазий, рождённых в тайных глубинах её души. А ведь, инстинктивно понимая это, она недвусмысленно предупреждала его об опасности.
Она старалась по возможности не думать о Сёдзо, но каждый раз, когда его образ воскресал в её памяти, у неё болезненно сжималось сердце. Может быть, это и есть любовь? Во всяком случае, прежде ничего подобного она не испытывала.
«Вы не должны себя винить. То, что гибель этого человека совпала с вашими фантазиями, было всего лишь случайностью. В конце концов, реальность — это одно, а фантазии — совсем другое», — со всей определённостью заявил ей врач. Но Ёко до сих пор не была уверена, так ли это на самом деле. Надо ещё разобраться, что такое реальность…
— Та-ак, сюда мы поставим компьютер, сюда — видеоприставку, а вот сюда — магнитофон для переписывания видеокассет, — бормотал мальчик, обходя комнату. — Правда, придётся немного повозиться с проводкой.
— Пойми, это склад. И жить здесь неполезно для здоровья, — заметила Ёко.
— Ничего подобного, это космический корабль. Он будет возить руду с Альфа Центавры.
Человек творит реальность из своих фантазий. Да и вообще, разве существует какая-то одна, «настоящая» реальность? Находясь в клинике, Ёко подумывала о том, чтобы после выписки покинуть эту дыру и переехать в нормальную квартиру, но теперь она всё больше убеждалась в том, что делать этого не стоит. Ведь именно здесь, в этих стенах, рождаются её фантазии, а они-то и есть для неё реальность.