Собрав всю свою волю, Антон привстал, сначала на четвереньки, потом медленно выпрямился и проковылял к выходу из пещеры, чувствуя, как с каждым шагом в его мышцы болезненно возвращается жизнь.
Снаружи было тепло. Солнце ярко сияло в зените безоблачного, лазурного неба, влажная земля, высыхая, курилась паром, а над памятной котловиной плавали пласты густого тумана.
Он вспомнил звуки ночной борьбы и огляделся вокруг.
На краю каменной площадки, среди белеющих тут и там обглоданных костей, лежал настоящий хозяин приютившей его пещеры. Это был двухметровый ящер с мощным, шипастым хвостом, толстыми, мясистыми лапами и большой, защищенной роговыми пластинами головой. В разинутой пасти виднелись ряды устрашающих клыков, явно не предназначенных для вегетарианской пищи. Горло ящера было в двух местах разорвано мощными ударами когтистых лап.
Антон присвистнул и присел на корточки, с уважением разглядывая жмурящегося на солнце победителя ночной схватки, который показался из пещеры и сел рядом с ним, облизывая длинным розовым языком пораненный бок.
Антон отошел на несколько шагов. Его все еще мутило, и слабость давала о себе знать. Прислонясь спиной к нагретой скале, он прикрыл глаза.
Его воспаленное сознание как будто ждало этого момента. Перед плотно сомкнутыми веками моментально закружил дьявольский хоровод событий, словно в его мозгу кто-то прокручивал изощренную и продуманную вереницу стоп-кадров…
«Ты заперт на этой дрянной планете и больше никогда не выберешься отсюда!…» — гоготало сознание на фоне пикирующего из поднебесья вражеского перехватчика.
«Почему ты не умер там, на дне котловины, когда тебя ничто не тревожило и ты знал, что выполнил свой долг?!» — измывался визгливый потусторонний голос.
«Зачем тебе жить, придурок?!»
Кошмарное видение остекленевшей воронки и гонимого ветром пепла разрасталось до рамок безумия.
Он вздрогнул всем телом и открыл глаза.
Стоял теплый день. Спасшее его лохматое существо растянулось у входа в пещеру, нежась на солнце.
Антон отстегнул замки помятого гермошлема и, сорвав его с головы, с силой швырнул об землю. Его душила ненависть, но теперь уже к самому себе.
Кот вскочил, будто ошпаренный. Каждая шерстинка на его теле стояла дыбом, пока взгляд двух округлившихся глаз провожал скачущий по камням гермошлем.
Антон впервые в жизни слышал такое бесподобное по своим интонациям шипение. Он угрюмо посмотрел на своего ошарашенного, готового к драке спасителя, и вдруг безнадежно расхохотался, опустившись на корточки.
Существо подошло к нему и село напротив. Было непонятно, смеется человек или из его горла вырываются хриплые рыдания. Антон действительно балансировал на грани срыва. Его положение нельзя было назвать плохим — оно было попросту безысходным… Война выжгла в его душе все, оставив только боль и ненависть к тем, кто вторгся в его жизнь, обратив в прах все самое дорогое… Он жил исключительно ради того, чтобы убивать врага, все остальное в нем поблекло и потеряло какой-либо смысл. Он разучился быть человеком…
И вот он один. Раненый, но живой, вдали от битв, на девственной планете, без надежды вернуться туда, где люди истребляют друг друга…
Тишина. Чистый, чуть горьковатый воздух…
Он чувствовал себя старой, изуродованной машиной, которую вышвырнуло на обочину, — и вот она стоит, еще способная двигаться, но уже ненужная, списанная в процент потерь и лишенная смысла существования.
Он знал, что ему поздно начинать что-либо заново. Слишком много сгорело в его душе…
Теплое дыхание зверя опять коснулось его щеки.
Антон вдруг почувствовал, как от безысходности защемило в груди, словно он был не изувеченным войной солдатом, а маленьким мальчиком…
Он не понимал, что вдруг на него накатило, но, подчиняясь идущему из глубин души порыву, он вдруг протянул руки и обнял своего спасителя за шею, чувствуя, как тонут пальцы, в мягком пушистом подшерстке…
— Слушай, ты девочка или мальчик? — задал он на ухо коту чисто риторический вопрос. — Похоже, мальчик, девчонки так не дерутся… — он говорил и одновременно успокаивался словно от этого теплого пушистого существа исходили какие-то целительные волны… — Я буду звать тебя Пух, договорились? В ответ раздалось невнятное: «Урм…» Антон отстранился и начал снимать с себя изодранный скафандр. Душивший его минуту назад приступ отчаяния и бешенства вдруг отпустил.
Глава 3
ПУТЬ ВНИЗ
Не было ничего сверхъестественного… были люди, их дела… и следы, вернее, шрамы, наносимые их поступками.
Антон стоял на краю обширного горного плато, за миллионы лет, прошедшие со дня его формирования, уже изрядно изъеденного по краям эрозией, покрытого скудным слоем почвы, на которой произрастали чахлые кустики травы, цеплявшейся корнями за трещины в камне, и смотрел на длинную уродливую борозду растертых в пыль камней развороченной земли, в конце которой, накренившись, застыл хищный силуэт его истребителя.
Сердце Вербицкого сжала тоска при виде изувеченной боевой машины, которой уже никогда не взмыть в небеса. Бронеплиты ее обшивки обуглились, почернели, изменив до неузнаваемости контур истребителя, задние стабилизаторы, размягчившиеся от температуры, понуро обвисли и застыли.
И все же в его душе тлел слабый огонек надежды.
Подойдя вплотную к покалеченной стальной птице, он с трудом отодвинул заклинивший люк и влез в кабину. Осмотр повреждений произвел на него удручающее впечатление. Удар о скалы был жестоким, вибрация в момент касания прошлась по внутренностям корабля, выбив экраны, порвав кабели и деформировав переборки. Нечего было и думать о том, чтобы попытаться восстановить тут что-либо: такая задача была едва ли под силу целой восстановительной бригаде с набором необходимого для ремонта оборудования. При таких повреждениях машину наверняка бы списали в утиль…
Фотографию родителей сложило пополам, зажав между смятыми консолями пульта. Антон осторожно извлек карточку, стараясь не пораниться об острые огрызки стекла, торчавшие на месте обзорных экранов, и, разгладив ее, положил в нагрудный карман.