Номад встал из-за пульта управления, со злостью посмотрев на ровную шеренгу мониторов. Все было готово к приему двигательной установки, и оставалось самое мучительное – ждать. Прошло уже три часа с того момента, как Хьюго с командой роботов исчез в недрах сфероида.
Номад раздраженно закурил и вышел в центральный салон.
Андрей томился ожиданием, сидя у прозрачной скорлупки реанимационной камеры, которую Хьюго приспособил для двухлетнего малыша. Мальчик спал, смешно раскинув руки, и его посапывание наполняло грубое и функциональное пространство отсека нежным, трогательным уютом.
Номад застыл в дверях. Сутулая фигура Андрея резко диссонировала с безмятежными чертами ребенка, словно между ними стояла незримая стена.
Он вздохнул, направляясь к бару.
– Выпьешь?
Не дождавшись ответа, он налил два бокала и протянул один Андрею.
Тот взял, равнодушно глядя в пол.
– О чем задумался, солдат? – спросил Номад, стараясь разогнать гнетущую тишину, и тут же пожалел о своем ироничном тоне. В глазах молодого парня вдруг вспыхнула ярость, граничащая с бешенством.
– Мы все погибнем… – хрипло выдавил Андрей.
Ему безумно хотелось жить, но он-то знал, что война охватила весь освоенный людьми космос. Ни он, ни кто-либо другой уже не могли остановить бешеного танца смерти. Лавина галактической войны сметет человечество, оставив лишь единицы таких, как он, – постаревших без времени ребят, обожженных и наделенных запоздалым пониманием сути вещей.
– А как хочется жить… – яростно выдохнул он.
Номад хотел возразить, но осекся. Он понял, что не знает нужных слов.
– Оставайся с нами, – наконец нашелся он. – Подумай, ведь тебе не хочется вновь стать одним из миллионов, идущих на смерть.
Андрей поднял голову.
– Спасибо. – В этом слове прозвучала горечь. Он залпом выпил содержимое бокала и, закурив, откинулся на спинку кресла, чтобы дым не летел к импровизированной колыбели.
– Мы все эгоисты, – внезапно сказал он, словно продолжая оборванную мысль. – Мы как чума. И только, вляпавшись в дерьмо, начинаем барахтаться, постигая извечные ценности, которые открыты за тысячи лет до нас…
Номад вдруг разозлился:
– Это ты, философ, извини, загнул. Ты не забудь, что защищал свои планеты. А если не веришь мне, посмотри на пацана. Я видел его родителей, расстрелянных в упор! Пацифизм хорош только до определенной степени…
В этот момент корабль потряс удар.
Реанимационную камеру качнуло, Номада сбило с ног, и его проклятия смешались с плачем проснувшегося мальчика. Палуба под ногами вибрировала.
– Скафандры! – приказал он, вскочив, чтобы бежать в рубку.
Андрею не нужно было повторять дважды. Корабль еще раз тряхнуло. Где-то гулко взвыла сирена.
…Когда он вернулся в отсек с тремя скафандрами высшей защиты, Номада там уже не было, лишь малыш заходился беспомощным криком в своей колыбели. Схватив цилиндр индивидуальной аптечки, Андрей сделал ему укол снотворного и стал натягивать скафандр. Пока он возился с магнитными застежками, ребенок в последний раз судорожно всхлипнул и затих, безвольно опустившись на дно реанимационного саркофага.
Андрей бережно поднял маленькое тельце и уложил его во второй скафандр. Включив автоматическую подачу кислорода, он убедился, что все работает исправно, и наглухо застегнул крепления. Скафандр слегка надулся, вспыхнул голубой индикатор на предплечье, что означало нормальную герметизацию.
Теперь уже по всему кораблю неистово выли сигналы тревоги.
– Номад, что у тебя, ответь! – спросил Андрей, включив коммуникатор.
– Не могу разобраться. Вижу какой-то отблеск на броне соседних кораблей. Хьюго не отвечает. Радар показывает приближение шести объектов… О, Дьяволы Элио!… У них характеристики планетарных танков!…
Андрея вдруг начало трясти.
Закрыв забрало своего гермошлема, он прикрепил скафандр с малышом на грудь, стянув его пустые рукава самоклеящейся лентой, и выскочил из салона.
Он был уже на полпути к рубке, когда корабль снова тряхнуло. Андрей упал на спину, чтобы не придавить ребенка, скорее почувствовав, чем услышав протяжный вой уходящего наружу воздуха. Противоположная стена вдруг начала удаляться, по полу обозначился ровный, расползающийся срез, в котором одиноко сверкнула звезда…
Луч двухсотмегаваттной лазерной установки развалил посудину свободных торговцев пополам…
Пытаясь подняться на ноги, Андрей ощутил невесомость. Отключились генераторы искусственной гравитации. Оттолкнувшись от пола, он пролетел последние несколько метров и боком протиснулся в полуоткрытую дверь рубки.
Тело Номада плавало в вакууме, окруженное ореолом алых капель. Рядом парили вывалившиеся из пирамиды импульсные винтовки.
Рассудок на миг помутился от ярости, бессилия и непонимания, но мышцы действовали помимо разума. Схватив проплывавшую мимо «ИМ-12», он вылетел в коридор и заскользил вдоль стены по направлению к шлюзу.
Берг умер от мгновенной декомпрессии. Его легкие просто взорвались.
Андрей нырнул в черноту и включил передатчик.
– Хьюго, где ты?!
– А, Фрайг… – донеслось сквозь помехи. – Я тут, рядом с кораблем. На нас напали боевые машины!
– Уходи! – крикнул Андрей в коммуникатор, мгновенно сообразив, что случилось. – Спрячься где-нибудь и не шевелись. Выключи все системы скафандра, кроме подачи кислорода! Ребенок со мной, я найду тебя!
Тишина.
Затем в коммуникаторе что-то прохрипело, и вдруг Андрей услышал истошный вопль.
Он вынырнул из шлюза во мрак, освещаемый вспышками стационарного лазера. В вакууме кипел бой. Шесть боевых машин сошлись в смертельной схватке, полосуя друг друга лучами лазеров, и среди этого хаоса плыл изуродованный двигатель, а рядом – обезглавленное человеческое тело…
Андрей вновь остался один.