И тут же случился ужасающий удар. Меня впечатало в штурвал, а нос самолета погрузился в грохочущую тьму. Сквозь разбитые окна в кабину градом влетели какие-то обломки. Перекрывая предсмертный рев двигателей, раздался громовой взрыв, и все озарилось огнем.
Я выпал из сиденья в проход, прямо на пилота, скатился с него и почувствовал, как меня больно прижало боком к каким-то выпуклостям под приборной доской. Я попытался слезть с них, но мне показалось, что я вешу целую тонну…
Вокруг трещало и скрежетало, видно, самолет катился, скребя корпусом о землю. Тряхнуло… И вдруг наступила такая пронзительная тишина и такая легкость, что я было решил, что все-таки умер. Но боль в боку заставила понять, что это не так.
Стараясь не наступать ладонями на ошметки стеклопакета, на какие-то щепки и даже ветки, я пополз по наклонному полу развороченной кабины, так как лежали мы, по-видимому, слегка завалившись набок.
Меня колотила нервная дрожь, в ногах и в животе то и дело возникала сосущая слабость, в голове гудело. Но все-таки мы приземлились и все-таки остались живы. А еще неизвестно, что было бы, не возьми я в последний момент штурвал в свои руки…
Вдруг я услышал абсолютно трезвый голос пилота:
— Ну и кто так садит самолет?
Придерживаясь за сиденье, я поднялся и хотел со злости как следует пнуть его. Но он лежал все так же с закрытыми глазами и просто бредил.
— Это был ваш последний полет, штурман, — не открывая глаз, сказал он саркастически: — Вы уволены…
Через разгромленную студию я осторожно двинулся в салон. Разрушений там практически не было. Похоже, все были живы-здоровы и даже более того, тут, словно в плацкартном вагоне во время посадки, царил приглушенный, будничный базар.
— Ты, главное, Веничка, не расстраивайся! — кудахтала Клавдия Самогудова. — Самолетик был уже старый, потрепанный… С таким проектом, как «Тот-Того», ты себе десять новых купишь!
— Это просто безобразие! — сурово вещал Шпулькин. — Кто отвечает за транспортировку в турне? А если мы все будем так выполнять свои обязанности?
— И какие это у тебя обязанности?! — огрызнулся Перескоков. — Критиковать мы все горазды!..
Кто-то схватил меня за рукав. Я подпрыгнул от неожиданности. Это был Стас.
— Костя, ты в порядке?
— Кажется, да… В башке только звенит и боком треснулся… Надо срочно сваливать отсюда, а то рванет еще!
— Не-не-не, — быстро помотал головой Грелкин. Глаза у него были как два блюдца и еле помещались на лице. — Я в окошко видел: крылья с баками уже отвалились и взорвались раньше.
— Точно? — усомнился я.
— Точно-точно, — снова покивал он взволнованно. — Я полагаю, нам не следует никуда выходить. Нужно оставаться здесь и ждать.
— Чего? — протянул Стас с сомнением.
— А — старателей, бэ — карателей, це — эмчеэсовцев-спасателей! — выпалил тот.
— Це — спасателей! — обрадовался Стас.
— Ответ правильный! — воскликнул Грелкин. — Вы переходите на следующий уровень!
— Да! — сделал победный жест Стас.
— Но ведь за полетом никто не следил, — вернул я к реальности этих перевозбудившихся любителей телевикторин. — Нас могут хватиться только через несколько дней. А то и вовсе не хватятся.
— Хватятся, — уверенно вклинилась в разговор прима. — О нашем гастрольном туре по всем каналам кричат.
— И что, спасатели пойдут искать нас пешком? Вертолеты-то не летают.
— Даже если так, куда мы сейчас среди ночи попремся?
— Осмотреть самолет все равно нужно, — сказал я. — Вдруг баки с топливом горят близко, и пожар может добраться до нас?
— Оглядеться, может, и надо, — согласилась прима. — А то в окнах ни хрена не видать. Только не ты пойдешь, а кто-нибудь не такой важный.
— А вот не надо таких намеков! — вскричал Грелкин.
— Нет, пойду я! — твердо сказал я.
— И я! — поддержал Стас. — Мы вместе пойдем. И даже не спорьте, бесполезно.
— Как мне надоели эти вечные капризы дебютантов! — возвела глаза к небу Самогудова. — Ладно, идите. Но уж, пожалуйста, будьте осторожны. Ведь если мы, к примеру, Лелика потеряем, то и не почешемся, а вот если вас, тогда весь проект — насмарку!
Двери оказались заклинены. Примадонна нашла возле одного из кресел запасный выход, но и его открыть тоже не получилось.
— Может быть, мы завалились на двери? — предположил Стас.
— А с другой стороны дверей нет, — с победным видом развела руками прима. — Так что сидите.
— Мы можем выбраться через кабину, — возразил я. — Там все окна разбиты. Кстати, осмотрите пилота, он вроде цел, но кто его знает.
…Светало. Я думал, что мы рухнули в лес, но оказалось, что самолет, похожий без крыльев на гигантский тюбик, лежит на кочковатой поляне среди кустарника и небольших елок. Далеко позади, на склоне холма полыхал какой-то барак, и от него поднимался столб темного дыма. Пожар освещал часть пробуравленной нами ложбины с поваленным^ по сторонам деревцами. Немного пройдя вдоль нее, мы увидели на фоне пожара силуэты коров.
— Слава богу, — сказал Стас. — Если есть коровы, значит, где-то рядом есть и люди.
И точно. Человек обнаружился прямо около беспечно пасущихся буренок. Это был крепкий дедок с посохом, в фуражке и в овчинной безрукавке.
— Как вас там, сильно покорежило?! — спросил он. — Вот иду спасать. Да коров-то не бросишь, а они не торопятся!
— Не спешите, — сказал я. — У нас все целы.
— Да-а, повезло вам, парни, — сказал дед, щурясь. — В молодняк упали. Прям в елки. Встреть вы хоть одну хорошую сосну, она б вас пополам разрубила или бы в лепешку сплющила. — Он со знанием дела покивал и добавил: — А вот с коровником совхозу не повезло.
Я понял, что горит как раз этот коровник. Именно пролетая сквозь него, мы, по-видимому, и потеряли крылья с баками горючего. И случился тот страшный удар.
— Хорошо хоть животину я как раз на выпас погнал, — продолжал невозмутимый пастух. — А то ведь сколько бы мяса попортили. На бензине-то котлеты плохие получилися бы… Невкусные.
«Шутник! Надо заставить Самогудову с Перескоковым заплатить за коровник, — подумал я. — У них денег навалом… Хотя что они теперь стоят, эти деньги?..»
— Дедушка, а мы вообще-то где? — спросил Стас как-то очень наивно.
Старик задумался, прищурился и откликнулся вопросом на вопрос:
— А куда летели?
— На Дальний Восток.
— О-хо-хо! — хрипло засмеялся старик. — Малость не долетели.
— Сколько? — уточнил Стас.
— С пол-России где-то.
— Дедушка, — взмолился Стас, — скажите же, наконец, где мы?!
Пастух встал покартиннее прямо, как какой-то Гэндальф, оперся на посох и гордо сообщил:
— Томская это область, ребятки. Земля сибирская! Добро пожаловать в Кожевниковский район, село Киреевск.
Переползая через выбоины, чуть в стороне от нас к пылающему коровнику неспешно подрулил уазик с брезентовым тентом.
— А вот и директор наш пожаловал, — приглушенно объявил дед, сделал шаг в тень и исчез, словно сквозь землю провалился.
Из машины, громко матерясь, вылез небритый мужчина в белой кепке пирожком. Яростно хлопнув дверцей, он двинулся к нам, шлепая по лужам кирзовыми сапогами.
— Мать-перемать! Что же это творится-то! — рявкнул директор. За ним из машины выскочил сухонький дедок с портфелем под мышкой и, придерживая на голове шляпу, засеменил вслед.
— Где Палыч, мать его через колено?! — прокричал директор издалека.
— Да! — словно передразнивая его, скрипучим голоском вторил старичок. — Где эта сволочь?
— Вы ищете пастуха? — догадался я. — Дедушку с палкой?
— Где он?! — прорычал в ответ краснолицый и вдруг, безумно оскалившись, уставился в одну точку, где-то за нашими спинами.
— Только что был здесь, — честно ответил я, растерянно оглядываясь. Но директор смотрел на коров.
Вдруг, раскинув руки, хищно растопырив грубые трудовые пальцы, он вприпрыжку побежал к ним, радостно крича: