— Трусы всегда так говорят! — заявил Стас. — «У нас дела поважнее, поглобальнее…» А герои делают конкретное дело, спасают конкретных людей!
— Стас, я еще на вокзале подумал о том, что дети просто чудом остались живы. Я уверен, сейчас по всему миру происходит множество жутких сцен. Я специально тебя успокаивал, чтобы тебе не пришло в голову спасать всех по одному. Я тебя знаю. Но каждого в отдельности нам не спасти, нужно спасать ситуацию.
Стас покивал, мол, вот-вот, именно так и рассуждают негодяи… Потом вздохнул, махнул рукой, и мы поехали.
Вот умеет он остаться чистеньким…
Было около десяти вечера, когда мы, притихшие и усталые, добрались до нужного здания и вошли в подъезд. Домофон не работал, и дверь была распахнута. Лифт не работал тоже, и, пройдя мимо растянувшего до ушей рот дворецкого, мы по лестнице забрались на самую верхотуру. Уже на первых этажах ощущалась вибрация низких частот, а когда мы поднялись, рев музыки и вовсе оглушил нас. Мы вошли в квартиру. В вестибюле, стоя в очереди в туалет, приплясывали какие-то модельные девицы, и первое впечатление было такое, что мы попали в ночной клуб.
— Приготовься, Костя! — крикнул мне на ухо Стас. — Интуиция мне подсказывает, что тут мы ее и сцапаем, — и глазки у него стали маслеными. Видно, он очень четко представил, как «цапает» Леокадию.
Некоторое время мы пробирались через битком набитые тусовщиками залы, где противно мигала цветомузыка и мельтешили лазерные лучи. Лица некоторых гостей были знакомы нам по журнальным обложкам и телешоу. В одном из залов розовощекий бармен в белой рубашке, бордовом жилете и галстуке-бабочке что-то намешивал в стаканах. Почему-то он очень нам обрадовался и предложил, указывая на стаканы:
— Все безалкогольное!
Мы отказались и спросили, где найти хозяина. Бармен бросил шейкер и вызвался проводить. Обогнув бар, мы двинулись к занавеске из бряцающих пластиковых цепочек, но тут в рукав бармену вцепился маленький человечек с поросячьими глазками и огромным носом.
— Ой, какие симпа-атичные! — перекрывая музыку, закричал он и жеманно повел плечиками. — Куда это ты, Ванюша, их повел?!
— К Вене, — отозвался тот.
— А-а, — обиженно протянул носатый. — Вечно все Перескокову! — Он мученически закатил глазки. — А пойдемте-ка лучше со мной!
— Отстаньте от нас, пожалуйста! — отдернулся я.
— Что значит «отстаньте»?! — радостно воскликнул тот. — Пойдемте! Я вас кое с кем познакомлю!
— Нам некогда! — попытался вырваться я.
— Не может быть некогда настолько, чтобы не познакомиться с самой Клавдией Са-мо-гу-до-вой! — вскричал этот тип, ухватившись за меня еще крепче.
— Ну-ка отпусти его! — потребовал Стас. — Из всех певиц нас интересует только Леокадия!
— Тогда тем более вам нужно к Самогудовой! Ведь это она дает Леокадии уроки вокала!
Я глянул на Стаса. Тот кивнул, мол, давай сходим. Крикнув бармену: «Сейчас подойдем!» — мы отдались во власть носатому. Счастливый коротышка поволок нас через весь зал, и вскоре мы увидели несколько до боли знакомых рож.
— Глянь-ка, прима, каких я тебе милашек привел! — радостно крикнул наш провожатый.
— И зачем они мне? — хрипло отозвалась пышногрудая дива, пососала через соломинку безалкогольный коктейль, поморщилась и сказала: — Гадость какая!
Решив, что это про нас, «дитя порока» даже обиделся.
— Можно подумать, твой этот лучше… — сказал он презрительно.
— Какой «этот»? — угрожающе нахмурилась прима.
— Ну, этот… Как его… — Носатый блондин в затруднении пощелкал пальцами. — Сейчас, сейчас, сейчас… Ну… «А — Белкин, бэ — Стрелкин, це — Сопелкин-Свиристелкин!»
— Так нечестно! Все варианты неверные! — вынырнул из темноты долговязый молодой человек. — Правильный ответ — Грелкин! И с Клавочкой у нас чисто творческий союз и духовное родство, а не что-нибудь! Ведь так, мышка моя? — Юноша присел рядом с певицей и прижался к ней щекой. — Чего тебе от нас надо-то?
— Да это не МНЕ, а НАМ надо! — воскликнул тот. — Нам же нужны молодые дарования?! Только посмотрите, какие миленькие, — потыкал он в нас пальцем. — А Перескоков их из-под носа уводит. Все к рукам прибирает.
— Мальчишки-то ничего, — словно негров на невольничьем рынке оглядела нас Клавдия Самогудова, прищурившись. — И впрямь, жирно будет Веничке… — и твердо закончила: — Так тому и быть. Сами раскрутим!
Стас, офигев, посмотрел на меня. Действительно, о какой «раскрутке» они говорят? Мы что, за этим сюда пришли?
— Мы не по этому делу, — сказал я.
— Не надо стесняться, — сказала певица. — Скромность артиста не украшает.
— Мы не артисты, мы и петь-то не умеем…
— А кто умеет? — хохотнула примадонна. — Этот, что ли? — кивнула она на носатого. — Или этот? — потрепала по щеке долговязого. — Чтобы стать звездой, милочка моя, петь уметь и не надо. Мне-то вы можете поверить? Если уж совсем слуха нет, будете рэперами.
— А Леокадия умеет! — сделал стратегический ход Стас.
— Далась всем эта выскочка, — насупилась прима.
— Но ведь это вы ее петь учили, — поддержал я брата.
— Ну, в общем, э-э… — замялась та.
— Вы или не вы? — прищурился Стас.
— Танцевать ее — вот он учил, — перевела она стрелки на носатого. Тот удивленно выпучил глаза, но тут же передал эстафету дальше:
— А говорить ее учил Сема Пятницкий, наш лучший порнографист! — указал он на пожилого, но одетого в штанишки с лямочками небритого мужчину, уткнувшегося соломинкой в стакан. Тот поперхнулся и возмущенно воскликнул:
— Не порнографист, а редактор солидного журнала! И сплетни это все. Я ее б научил кой-чему, попадись она мне в руки… Да, жаль, не попалась.
— Выходит, никто из вас ее никогда живьем не видел, — догадался я.
— Ну уж прямо никогда… — сказала примадонна. Потом вдруг вздохнула и жалобно посетовала: — Что-то в последнее время так трудно врать стало…
— Все, пошли к Перескокову, — потянул меня за руку Стас, и мы двинулись обратно к стойке.
— Ну зачем, зачем вам Перескоков?! — вскричал носатый, ломая руки.
Тут Стас взорвался:
— Слушай ты, дитя порока! — заорал он, выпучив глаза. — Отцепись от нас! Проваливай!
— Ай! — всплеснул руками носатый. — Нет, но какая экспрессия! Какая неподдельная страсть!.. Что может быть прекраснее гордого провинциала?!
Тут Стас на него ТАК глянул, что он все-таки отстал. Бармен, увидев нас снова, радостно кивнул, и вместе с ним мы нырнули в узкий коридорчик за стойкой. Через пару минут мы стояли перед небольшой, но очень внушительной дверью, похожей на дверцу холодильника «ЗИЛ». Бармен повернул катушки кодового замка и ухватился за никелированную ручку.
«Чпок!» — сказала массивная дверь и отворилась. Мы ступили в таинственный полумрак и оказались в маленьком тамбуре. Дверь за нами захлопнулась, звякнули китайские колокольчики, а когда они смолкли, стало так тихо, что мне показалось, такой тишины я не слышал еще никогда в жизни.
Помещение было сравнительно небольшим. Посредине стоял стеклянный журнальный столик, по которому дорожкой был рассыпан белый порошок. В одном из светлых кожаных кресел, в кислотно-зеленом махровом халате сидел всем известный продюсер Вениамин Перескоков — мужик с милированной шевелюрой и рожей шахтера.
Он сидел к нам спиной и нюхал через трубочку порошок. Я видел это в отражении зеркальной стены.
— Проходите, — бросил он, не оборачиваясь.
— Значит, так, мужик!.. — с ходу набросился на хозяина Стас, но я не дал ему договорить, с силой наступив на ногу, и шепнул:
— Добренькие кокаин не нюхают…
Стас кивнул и тут же спрятался за мою спину. Какое-то время богемно-мафиозный хозяин нас будто бы и не замечал, и эта пауза лишь прибавляла эпизоду значимости. Я кашлянул в кулак и заявил: