Конечно - экологическая ситуация здесь хоть и покамест, да тьфу-тьфу! Щебечут пташки, стрекочут мошки, урчат лягушки - помнишь ли ты эти голоса, Конрад? У бронетранспортёров другие голоса...
А вон, слева от крыльца разбиты клумбочки, а на клумбочках кто-то по чёткому плану шести- и восьмиугольниками выложил разноцветную мозаику, и цветочки как на подбор, такие ладные, такие симпатичные. И ведь за ними кто-то ухаживает - земельку рыхлит, удобряет, поливает и плёнкой, если надо, покрывает... Кстати - как эти цветы называются, Конрад? А Бог их знает...
Справа же прямостоячий кустарничек, именуемый жасмином, о чём Конрад тоже не имеет понятия; а подле вон той, свежевыкрашенной лавки (зелёные полосы навсегда запечатлелись на штанах Конрада) зреют ягодки черноплодной рябины, и этого он тоже не ведает. А вон тут уже высыпали ягоды зелёные и твёрдые, твёрже зрелого гороха. Спаржа называется. А у самого крыльца кусты такие белые-белые, и амбрэ у них такое приторно-приятное - и опять же невдомёк Конраду, что это сирень: он-то уверен, сирень по определению сиреневая.
В глубине сада прячет лицо под густой вуалью плюща полуклассическая, полукитайская беседка, из тех, в которых сто и двести лет назад прятались от деспотичных бдительных мамаш жеманные барышни и, прижимая к глазам надушенный батист, с замиранием сердца смаковали оброненную вертерами или дубровскими записку. На это хватало фантазии у Конрада, вот только растение плющ он не идентифицировал - плющ должен быть сплющенный, а раз вьётся, значит должен быть вьюн. Несколько позже в толковом словаре он к вящему изумлению прочтёт, что вьюн есть мелкая рыбёшка, а дальше по алфавиту следует вьюнок, который-таки растение - только совсем не это.
Кривенькое деревце с многопалыми чешуйчатыми листочками есть, как выяснилось впоследствии, туя, редкий гость в краях нашенских. Неказистая она и высоченная двуствольная голубая ель представляли собой главные раритетные древеса на участке. Между ними были насыпаны крутогорбые камни, как в ботанических садах - чего Конрад, не будучи ботаном, опять же не ведал.
Далее справа от дорожки простирался огородец, главный кормилец местных жителей. Что на нём росло, Конрад не понял, да и рановато было для всхода вершков.
Между грядок на корточках ползала Анна. Волосы закрывали ей лицо, и она Конрада не заметила.
- Доброе утро, - попытка громко крикнуть, но звук, который уже раз совершенно не пошёл. Потоптавшись на месте, Конрад решил, что от второй попытки целесообразно отказаться вовсе.
И прежние хозяева, и сами Клиры пестовали свои здоровые тела, чтобы не испарился здоровый дух, и тут был сооружён маленький стадион: турник, где стойками служили стволы деревьев; брусья; самодельные тренажёры. Конрад подошёл к одному из них, потянул на себя пружину и сразу же пожалел об этом: как-никак почти полгода настукало после дембеля.
Чтó здесь Конраду понравилось, так это густые заросли папоротника вдоль забора - этого ветерана эволюционного движения он почему-то признал.
Здесь вообще вспоминалось, что корни наши в докембрии, что папоротник - наш прапапа, и прамама - мамонт, и дай Бог, чтобы из наших органических останков лопух вырос широкий и сочный.
Да, в общем, Конрад попал туда, куда хотел.
Он неспешно побрёл обратно.
А ещё на участке Клиров было до фига различных времянок. Одна из них оказалась кладбищем механизмов. Его содержимое удовлетворило бы запросы целого рабочего посёлка в запчастях. (Кстати, Анна не гнушалась "толкать" нуждающимся в оных когда то, когда это, когда через знакомых барыг, когда и сама)
Сыновья клировского тестя, "технари" (один дотла сгорел на работе, другой перебрался в другое полушарие) маниакально стаскивали сюда рухлядь со всяких помоек и складов - списанные телевизоры, разбитые мотоциклы, раздраконенные компьютеры - и в кратчайшие сроки реанимировали их. Умелых рук и смышлёной головы посредством.
Да и сам профессор во время оно, до всяких оттепелей свой трудовой путь начинал слесарем, горбатился на Великих Стройках и даже факультет прикладной физики закончил, а после прикладывал куда ни попадя свою физику, не стесняясь призрака отца своего, теоретика-лингвиста, почём зря загубленного на лесоповале. Однако гуманитарные гены таки взяли своё, и прежде чем встать на скользкую правозащитно-диссидентскую стезю, Иоганнес Клир переквалифицировался в историки (когда ещё было возможно легальным путём получить два высших образования).
Ну а сейчас, когда профессору и подавно не до распредвалов и микросхем, в сарае хозяйничает Стефан. День-деньской сидит он там, верхом на раскалённом паяльнике, и всё подряд ремонтирует. С его появлением в доме Клиров начались чудеса: загорелись лампочки, зарокотал холодильник, встали на место покосившиеся двери. Пришёл бы в себя и телевизор, только Стефан до него пока не добрался - он ведь и на себя работал: эквалайзер уже собрал, например.
Сидит Стефан, азартно ковыряет инструментом, и вдруг видит: шкандыбает по дорожке вчерашний Ишак С Педалями, такой же скорби исполненный, горем убитый.
- О! Какие люди! - заголосил Стефан. - Как почивать изволили? Петушки давно пропели.
- Здравствуй, - сказал Конрад с видимым неудовольствием.
- Что мы такие кислые-распечальные? Ан случилось что? Мышки спать не давали?
Конрад беспомощно переминался с ноги на ногу.
- Ну не плачь, дядя, я тебе игрушку сделал. - Стефан проворно нажал клавишу конрадова магнитофона, и тот вполне чисто и достаточно громко заиграл доисторический шедевр полузабытой группы "Дорз".
- Спасибо, - только и мог вымолвить Конрад.
- На "спасибо" не опохмелишься. Ну да я великодушен и большего не потребую. - (Конрад протянул сигарету без фильтра, но Стефан отвёл его руку и сам угостил клиента сигаретой "Верблюд" по лицензии фирмы "Кэмел"). - Да там делов-то всего было: транзистор заменить да головку протереть... Я думал музончик твой заслушать, да только всё старьё такое, отстой, уши вянут. А ты "Флайинг кондомз" или Зейнаб Фортюно часом не держишь?
Конрад таких не держал. Этих суперстаров нахваливали первогодки в армии, и было ясно, что дерьмо непотребное, но сказать об этом вслух язык не поворачивался: с мистическим ужасом взирал Конрад на всемогущего тинэйджера - этот желторотый шибзик как-никак обладал неким эзотерическим знанием о процессах, происходящих во чреве самодвижущихся электронных монстров, оставшихся для Конрада ужасной в своей непознанности тайной.
Много слов хранит голова, привычная к кроссвордам, да вот только как бы соотнести их с предметным миром? Вот что это за страхолюдная бомбища валяется у полураскрытой двери сарая? Нешто это трансформер? Или трансформатор? Конрад только трансформаторную будку смутно мог себе представить.
- Приятный у вас садик, - он попробовал сменить тему.
- Да, да, - сказал Стефан. - Клёво тут. Если учесть, что хозяйка со всей фазендой одна управляется, отпад полный.
- Одна?
- Ну, меня вот запрягли. И прошлым летом мы с сеструхой помогали. А сейчас сеструха в столице закрутилась.
- Мда... мгм... а... послушай, садовод... а что во-он там? - Конрад показал в сторону клумбы.
- Где?
- Ну такие... фиолетовые, круглые...
- Це примулы, - важно объявил Стефан.
- А вот это?
- Да це ж флоксы, - Стефан, как положено знатоку, надул щёки.
- А это?
- Сие есть в своём роде знаменитое растение ирис. Не путать с конфетами.
Конрад понимающе шлёпал губами и тут же забывал, что как называется.
- Да тут вообще заповедное такое местечко. Не всё ещё потравить успели. Слышь - птички. Где ты ещё услышишь птичек? У нас вон даже белки водятся.
Ну да, белки - не от слова "белые". Рыжие; ушки с кисточками.