Уже давно легкий шорох внизу утих — Пьерсон кончил раздеваться. А Майа все еще лежал в темноте с широко открытыми глазами.
— Не спишь? — окликнул его чей–то тихий голос. Майа разжал сцепленные на затылке пальцы и повернулся влево. Глаза его уже привыкли к полумраку фургона, и он смутно различил на противоположной койке лицо Александра. Должно быть, Александр приподнялся на локте и тоже напрягает зрение, стараясь разглядеть Майа.
— Нет, — так же тихо ответил Майа.
— О чем ты думаешь?
— О войне.
— Да не думай ты о таких вещах.
— А о чем прикажешь думать?
— Откуда я знаю. Ну, думай хотя бы о женщинах.
— Не всегда удается. И потом, я чаще думаю о женщинах по утрам.
— А все–таки попробуй.
— Нет, — сказал Майа, — не стоит даже пытаться, все равно не выйдет. Потому что, даже когда думаешь о женщинах, все равно в голову лезут печальные мысли.
— А мне нет, — сказал Александр. — Когда я думаю о жене, мне никогда не лезут в голову печальные мысли…
— Ведь это твоя жена.
— Да, — сказал Александр, — это моя жена.
Наступило молчание, потом Александр снова заговорил. Боясь разбудить остальных, он всячески старался приглушить громовые раскаты своего голоса.
— Как это так получилось, что у тебя, Майа, нет жены?
— Да так, не женился.
— Я не про то спрашиваю.
— Да и вообще у меня никого нет.
— Это–то и удивительно, — сказал Александр. — Такой парень, как ты…
— Сам не знаю, почему так вышло. Видно, не нашлось.
— Так–таки совсем никогда не находилось?
— Ну нет. Два или три раза было серьезно. А потом, под конец, как–то разлаживалось.
— Значит, не тех выбирал.
— И я так думаю.
— А теперь жалеешь?
— Нет… Но вовсе не они были в этом виноваты. Возможно, я сам в конце концов был виноват.
— Вряд ли. Ты ведь не из тех парней, которые ведут себя подло с женщинами.
— Не в этом дело, — сказал Майа.
— Тогда в чем же дело?
— Возможно, я недостаточно в это верил.
— Но все–таки ведь немножко верил?
— Вначале–то я верил, и очень верил.
— Вот видишь?
— Однако недостаточно. А чтобы любовь оказалась удачной, необходимо в нее сильно верить. И потом в нее надо продолжать верить, даже если верится всего наполовину.
— И ты был счастлив?
— Да, был. Был даже очень счастлив, по–моему. Делал то, что мне нравилось.
— А я тоже делал то, что мне нравилось, — сказал Александр.
— И к тому же еще имел жену?
— Да.
Снова оба замолчали, потом Майа проговорил:
— А ты жену обманывал?
— Случалось!
— Ну и как потом?
— Это же не в счет. Это же на стороне.
— Верно, и, очевидно, после измены ты еще сильнее любил жену, потому что чувствовал над ней свое превосходство.
— Что это ты мелешь? — с досадой сказал Александр. — Вовсе я не чувствовал никакого превосходства. Ведь это жена.
— А другие?
— Какие другие?
— С которыми ты ее обманывал?
— Ну, эти! — сказал Александр… — Я на них не сержусь.
Майа рассмеялся.
— Почему ты смеешься? — удивленно спросил Александр. — Смеяться тут нечему.
— Смеюсь потому, что люблю тебя.
— Совсем сдурел.
И про себя Майа мельком отметил, что впервые за сегодняшний вечер Александр употребил грубое выражение.
— Твоя жена, твоя работа, твой фургон, твой дружок! — сказал Майа.
— Ну и что?
— Значит, я твой дружок? — поддразнил его Майа.
— Сдурел.
— Значит, я твой дружок, Александр?
— Заткни свой бредофон, — сказал Александр. — Я спать хочу.
— Значит, я твой дружок, Александр?
Александр повернулся на другой бок, и Майа видел теперь только его широченную спину. А через минуту он лег навзничь, вытянул свои длинные ноги и сцепил на затылке пальцы.