— Это похоже на сказку о Спящей красавице, дружище Сатана, — сказал я, почесывая макушку кота.
Причмокнув губами, я продолжал:
— Быть может, я поцелую принцессу, она пробудится и начнет честить меня, приняв за обросшего бородой разбойника.
Я подпирал рукой подбородок и чувствовал под пальцами свою длинную и густую бороду; сколько же еще дней я, Сайлас Фордред, не увижу цирюльника? Мои волосы тоже были длинными и нечесаными, и воистину, погляди на меня принцесса, она повернулась бы, боюсь, на другой бок и попыталась бы заснуть снова.
С подобными мыслями я бродил меж спутанных кустов и паутины вьющихся растений, что цеплялись за мои ноги, заставляя спотыкаться, в то время как зеленые усики завивались вкруг моего лица и пальцев, наполняя воздух влажным и несколько гнилостным, однако не лишенным приятности запахом. Мы неторопливо прошли таким образом несколько сотен ярдов и очутились на лужайке, где стояли три здания с запертыми дверями. Все они были каменными, простых очертаний, с низкими крышами; по виду их нетрудно было догадаться, что в каждом строении имелась всего одна комната. Мы бродили вокруг них, испытывая острое любопытство, однако теперь мы уже приучены были действовать медленно и осмотрительно, даже с опаской, и довольствовались тем, что решили вернуться в лес, как и в предшествующий день, дабы убить время и обдумать, что мы будем делать завтра.
В лесу было тихо, за исключением шелеста листьев и криков и шорохов птиц и зверей; Сатана блаженно улегся рядом со мной, положив голову на вытянутые лапы. Внезапно, однако же, черный кот вскочил, шерсть его встала дыбом, тело изогнулось дугой, а когти показались из своего укрытия.
— Что стряслось, дружище Сатана? — вскричал я и, проследив за его взглядом, понял, что причина для тревоги имелась. Чуть в отдалении стоял и смотрел прямо на нас человек, весь голый и волосатый, точно обезьяна.
Я поднялся на ноги и увидал, что оружия при нем не было. Это придало мне некоторую отвагу, и я громко воскликнул:
— Волосатый человек! Кто ты и что тебе надобно?
Он ничего не ответил, и лицо его выразило ужас — лицо же то было коричневым и посветлее, нежели бывает у негров.
— Подойди ко мне, ты, человек-обезьяна, — сказал я громко и отчетливо.
Он издал пронзительный вопль, повернулся и исчез в лесу. Я устремился за ним со всею возможной быстротой, но сей волосатый человек оказался проворным и резвым, словно гончая, и не успел я пробежать несколько ярдов, как потерял его из виду. Задыхаясь, я вернулся к Сатане, коту.
— Пожиратель человеческой плоти, — сказал я, — мы не одни. Быть может, это страна волосатых людей — и колдунов.
Кот Сатана замурлыкал в знак согласия.
— Надобно наблюдать и ждать, — сказал я, — и небеса придут нам на помощь; ибо, о кот, хоть и черен твой окрас, ты выказал себя истинным христианином.
Я привлек его к себе и с большим расположением потерся щекой о его черную морду.
В тот день мы более не видали волосатого человека, равно как и других мужчин или женщин подобного рода и природы. Ночью, когда я смотрел на холм и замок, на башенном окне вновь показалось пятнышко серебристого света. Я твердо решил, что на следующий день поднимусь по лестнице и исследую башню, куда еще не заходил; ибо на небе не было луны, и я премного удивлялся тому, почему и как это пятно серебристого цвета сияло каждую ночь в окне башни без видимой причины и естественного источника.
Глава III
Наутро мы с Сатаной направились в кладовую, где каждодневно добывали мясо и прочие припасы. День выдался гнетущим, небо было темным, и дождь лил сверху густыми струями; поэтому мы съели больше необходимого, а также вдосталь и даже более напились вином из подвала внизу. Хорошо помню, что я опустошил бутыль красного, и бутыль белого, и еще одну бутыль красного, ибо свинцовое небо повергало меня в печаль, а теплое вино утешало. К полудню я позабыл о всех своих заботах и принялся распевать непристойные песни, сидя на полу с Сатаной, коего заставлял лакать вино из блюдца.
— Сатана, старый ты ворон! — вскричал я. — Что за славная таверна! Не заплатишь ли по счету?
Он двинулся ко мне, но шел не по прямой, а по кривой, да и морда его вытянулась и походила скорее на морду глупой овцы; вино бросилось коту в голову, и лапы его разъезжались, а голова тряслась.