Он тянулся миля за милей — узенькая полоска зелени, тающая на горизонте. В глубине острова возвышалось несколько небольших холмов. Изредка появлялись купы пальм, торчавшие над берегом, словно повисшие в воздухе зеленые ракеты. Позади них лениво дремали на солнце непроходимые джунгли. В общем, пейзаж довольно приятный. Морские валы налетали на бурые скалы, подымая целые фонтаны брызг, и откатывались обратно, одетые белой пеной. Домов на берегу не было видно. Дэвид Дэксон сказал нам, что их не будет до самого «города», то есть до Метьютауна.
В полдень Дэксон объявил, что собирается жарить кукурузу. Из рухляди, загромождавшей лодку, он извлек несколько обломков дерева и ящик с песком. В нем он развел громадный костер, от которого мы едва не попрыгали в воду. Перхая, со слезящимися от дыма глазами, мы следили за его действиями. Когда початок слегка обуглился, Дэксон набросился на еду, причмокивая губами от удовольствия. Мы тоже отведали жареной кукурузы, но, по-видимому, цивилизация нас слишком испортила: кукуруза показалась нам сухой и безвкусной, как опилки, и глоталась с трудом. Колман нашел банку консервов без этикетки. В банке оказались груши, которые гораздо больше отвечали нашему вкусу.
Дэксон сказал, что мы прибудем в Метьютаун часов через восемь, но вот уже близился вечер, а берег был по-прежнему пуст. Перед закатом на горизонте стали собираться черные тучи. Они громоздились все выше и выше, в надвигающемся мраке засверкали молнии. Я спросил Дэксона, не лучше ли подойти к берегу и переждать ночь, чтобы не попасть в шторм. Вместо ответа он степенно указал на едва заметную полоску барьерного рифа, о который разбивался и мерно грохотал прибой. Сплошной извилистой линией, без единого просвета, риф тянулся к западу. Ближайший проход, сказал Дэксон, находится в трех милях отсюда, возле островка Шип-Кей. И если прилив стоит достаточно высоко, там можно будет найти безопасное место для стоянки.
Мы с беспокойством поглядывали на небо; тучи все росли и росли, застилая горизонт. Вскоре раздался гром, его раскаты, то затихающие, то нарастающие, пронеслись над самой водой. Наконец при вспышке молнии мы разглядели невысокие очертания Шип-Кея, маленького островка, лежащего рядом с Инагуа. Барьерный риф заканчивался у самого острова и возобновлялся с другой его стороны. Сколько мы ни напрягали зрение, мы не могли обнаружить ни малейших признаков прохода, но Дэксон, по-видимому, зная, что к чему, правил прямо на риф. Мы долго плыли в темноте, затем при вспышке молнии перед нами мелькнул риф. Волны набегали на него и разбивались в мельчайшую водяную пыль.
— Надеюсь, малый знает, что делает, — прошептал Колман. — Хватит с меня рифов на ближайшее время.
Подпрыгивал на волнах, лодки подходили все ближе и ближе к берегу. По воде зашлепал дождь; налетел порыв холодного ветра и тут же стих. Новая вспышка молнии осветила риф — он был не более чем в пятидесяти футах от нас, и по-прежнему никаких признаков прохода. Но Дэксон продолжал идти прямо на берег. Он немного переложил румпель, и при вспышке молнии мы увидели, что нос лодки направлен на небольшую пальмовую рощицу на берегу. Теперь мы плыли очень медленно, так как ветер стих совершенно. При следующей вспышке молнии мы увидели, что между нами и рифом три гребня волн, потом осталось два, и только в последнюю минуту, когда казалось, мы вот-вот разобьемся о рифы, открылся крошечный просвет, в который бурным потоком хлестала пена. Волны ходили тут вовсю, и при вспышках молнии мы могли разглядеть широкие ветви кораллов, торчащие из воды[15]. На мгновение лодка словно повисла над проходом, а затем вместе с клочьями пены плавно скользнула в лагуну.
— Ух! — вздохнул Колман. — Ну и ночь!
Мы ожидали, что шторм разразится с минуты на минуту, но, словно разочарованные тем, что нам удалось укрыться, тучи рассеялись. Выглянула луна. Однако приключения на этом не кончились — не успели мы поздравить друг друга с таким счастливым оборотом дела, как крепко сели на песчаную мель. Мы толкали лодку вперед и назад, ругались на чем свет стоит, но все без толку. Дэксон устало вздохнул, пробормотал что-то насчет прилива и уселся поудобнее. Вскоре он уже спал, мотая головой из стороны в сторону, в такт легкой качке. Родственники последовали его примеру, улегшись прямо на голых досках, и их дружный храп разнесся над покрытой рябью лагуной.
— Не поспать ли и нам? — сказал я Колману.
Однако вскоре наш сон был прерван. Еще не рассвело, над водой висел легкий туман, сквозь который доносился шум прибоя.
15
Во время отлива можно подойти к самому краю кораллового рифа, отвесная бугристая стена которого опускается в океан. Она изрезана каналами, гротами, поросла каменными «деревьями». Ветки этих «деревьев» усажены бесчисленными «цветами» самых различных расцветок — синими, лиловыми, бурыми, красными. Это коралловые полипы. Они высунулись в поисках пищи из пор известковых «деревьев», которые сами построили, извлекая известь из морской воды.
Кораллы принадлежат к типу кишечнополостных животных, к которому зоологи относят и медуз. Тело кораллового полипа строением своим напоминает мешок, разделенный внутри шестью (или числом, кратным шести) либо восьмью неполными перегородками. Отверстие мешка — рот коралла. Он окружен венчиком нежных щупалец, похожих на узкие лепестки цветка. Мягкое тело коралла укреплено снаружи или изнутри известковым скелетом. Кораллы живут колониями. Колония вырастает в год в среднем только на 3–10 сантиметров, но их такое множество в океане и они занимаются строительством уже так давно, что воздвигли на нашей планете поистине колоссальные сооружения. Например, знаменитый Большой Барьерный риф, окаймляющий восточное побережье Австралии, протянулся с севера на юг на 2,5 тысячи километров, а лагуна атолла Люсансен (к северу от Новой Гвинеи) по площади превосходит Азовское море.
Благородный коралл, из которого делают украшения, не принимает участия в образовании коралловых рифов. Их строят в основном мадрепоровые кораллы (древовидные колонии мадрепоров достигают пяти метров в высоту), альционарии и в меньшей мере горгонии. Не все кораллы имеют известковый скелет. Колонии морских перьев (
Актинии, или морские анемоны, близкие родичи шестилучевых мадрепоровых кораллов. Это как бы гигантские полипы, которые, не образуя колоний, стали жить в одиночестве. У них нет скелета, и они могут медленно ползать, сокращая подошву, то есть основание тела-мешка. Щупальца почти всех кишечнополостных, в том числе и медуз, кораллов и актиний, наделены стрекающими клетками — нематоцистами, микроскопическими капсулами с ядовитой жидкостью. Внутри капсулы свернута стрекающая нить, усаженная обращенными назад, как у гарпуна, шипами. Малейшее прикосновение к капсуле — и упругая нить разворачивается, как пружина, с силой выбрасывается наружу и пронзает, словно отравленная стрела, неосторожную жертву. Сотни ядовитых стрел вонзаются в рачка или рыбку и парализуют их. Вот почему все обитатели моря избегают приближаться к актинии, а рак-отшельник таскает ее на своей раковине как надежное оборонительное средство.