— Доброе утро, Павел Федотыч! Вы уже встали? Что вы так рано?
— Я, брат, еще не ложился. Там Пальма захворала, потом Краснуха отелилась. Так и не пришлось.
— Вот вам и весна, Павел Федотыч. У других людей весна — это праздник. Цветочки там, воздух, прогулки всякие. А у нас как раз весной-то и начинается самая лютая работа Одни звери котятся, другие дерутся, третьи…
— Вот, кстати, ты мне напомнил. Вчера тут подрались Митька-нильгау и самец черной коневидной антилопы. Куда потом заперли Черного?
— А вон, в тот дворик, налево.
— Пойти поглядеть, как он там.
— Что же, пойдемте. Тут рядом.
Они подошли к сетчатому дворику. Два вчерашних врага лежали рядышком. Оба были сильно изранены и повидимому мертвы.
— Но как же Митька мог туда забраться? Неужели перепрыгнул сетку в три метра высотой?
Услышав голоса людей, плотный пружинистый Митька взметнулся с земли и забегал вдоль сетки.
— Живой! Ну, значит, он убил Черного! Сашко, беги скорей к ветеринару. Теперь уж он наверное вернулся. Может, успеет что-нибудь сделать.
Нильгау быстро нашел то, что ему было нужно, — место, где сетка вольеры немного ослабла. Он опустился на колени, поддел сетку рогами и пролез под ней на животе. Очутившись на свободе, он гордо закинул назад голову и с достоинством отправился в степь.
Черный лежал без движения на месте поединка.
Прибежал Сашко с «животным доктором» Иосифом Касперычем. Доктор был усталый, грязный, сердитый. Видно, Сашко перехватил его прямо с дороги. Он молча поздоровался с Павлом Федотычем. Все трое вошли во дворик. Доктор засучил рукава. Сашко нагнулся над Черным. Он взялся руками за большие, откинутые назад рога антилопы и хотел поднять ее морду.
Вдруг антилопа взвилась на ноги и со страшной силой ударила Сашко в бок. Сашко отлетел к стенке. Черный снова нагнул рога. Ноздри у него раздувались, глаза угрожающе сверкали.
Павел Федотыч с доктором бросились на помощь. С большим трудом они отогнали разъяренного зверя. Сашко лежал без памяти. Кожаная куртка его была рассечена, как ножом, и белая рубаха в этом месте сделалась красной. Пришлось знать долговязого Августа Иваныча, Панченко и других сотрудников. Они унесли Сашко. в лазарет. Черного загнали в струнку[1], и доктор принялся смазывать его раны иодом.
— Павел Федотыч, а вы, оказывается, так и не были до сих пор дома? — спросил Август Иваныч. — Что вы, Павел Федотыч, нельзя же так!
— Да, я пойду. Кстати, который теперь час?
— Семь часов. Сейчас гудок будет. А через час уже начнется работа в лаборатории. Вот вам и отдых, Павел Федотыч.
Все двинулись к выходу за маленьким человеком. А он, отойдя немного, шопотом, как нашаливший мальчишка, сказал Августу Иванычу:
— Ох, и попадет мне теперь! Вчера ведь Варюшкин день рождения был. Я обещал вернуться пораньше, а сам… Знаете, что? Я лучше прямо пойду в лабораторию. На людях если и попадет, то все же не так, как дома.
Начальник и подчиненный глянули друг другу в глаза и хитро улыбнулись.
Начало одной сказки
I
Маленький Павел Федотыч вошел в большой дом. В комнатах еще никого не было. Только веселые лучики солнца прыгали по полу, по столам и стульям. Комнаты были чистенькие, прибранные. Они словно говорили: «Ну, что же вы нейдете работать? Мы готовы».
У Павла Федотыча, как у антилопы, раздулись ноздри, и он засмеялся.
— Эх, хорошо! А если бы сюда еще одну хорошую котлету, то я бы…
Он не досказал, что бы он тогда сделал, но, должно быть, что-то веселое, потому что лицо его так и просияло.
Одна комната называлась лабораторией. В ней Павел Федотыч долго прилаживал медную трубку — микроскоп. Потом принес банку с жидкостью, достал этой жидкости на кончик ножа, состукал ее на стеклышко и подложил под микроскоп. Проделывая все это, он напевал новую трудную песню: «Чижик-чижик, где ты был? На Фонтанке ножки мыл…»
Но вот лицо его вытянулось. Песня оборвалась. Наверное что-нибудь интересное увидел на стеклышке. В комнате стало тихо-тихо.
Немного погодя стали приходить служащие на работу.
— Доброе утро, Павел Федотыч! Вы уже здесь?
— Ого, какая вы ранняя пташка! Здравствуйте, Павел Федотыч!
— Павел Федотыч, можно подумать, что вы здесь и ночуете.
Маленький человек, не отрываясь от трубки, серьезно отвечал им:
— Да, да. Доброе утро. Совершенно верно — ранняя пташка. Да, чижик-пыжик… А? Что? Где я был, спрашиваете? В торпаннике! Знаете, Пальма плохо себя чувствовала.
1
Струнка — тесный, маленький станок, в котором животное не может двигаться. В струнках животных лечат.