- Очень уж вы все усложняете, - сказал Жюльен.
- Это не мы. Это все коробки, из которых вы видели только ничтожную часть, потому что у нас есть множество башен, доверху набитых этими коробками. С помощью электрических цепей начались настоящие допросы по метафизике; но никто из нас в ней не силен. Говорю вам, из-за нашей неосведомленности мы обречены на гибель. У нас нет времени изучать теории философов и мистиков. а если мы не дадим пищу машинам, повторяю вам, мы пропали.
- Но что я могу сделать? - спросил Жюльен.
- Придумайте любое продолжение вашей истории, но только обязательно сделайте это. Тогда нам удастся взять верх над неумолимым механизмом, и он снова начнет работать нормально.
- Боюсь, что из этого ничего не выйдет, - ответил Жюльен. - Я и сам не знаю продолжения, а вам гораздо легче придумать его, чем мне, потому что вы знаете требования роботов.
- Мы уже пробовали, - сказал механик, - но ничего не вышло. Мы говорили о том, что ваши герои поженились, но роботы стали посмеиваться. Они пожелали узнать подробности. Но, боже мой, какие им еще нужны подробности?
При последнем слове раздался оглушительный шум. Все в зале задрожало. Механик поднялся и, поворачиваясь справа налево, стал произносить: "Прошу прощения. Прошу прощения. Прошу прощения". Наконец шум понемногу утих.
- Вот видите, месье Грэнби, - продолжал механик, - что может получиться из-за пустяка. Мы вас очень просим, придумайте что-нибудь.
Жюльен снова посмотрел на море. И зачем ему вздумалось начать эту историю?
- Мой брат говорил, - произнес он наконец, - что в один прекрасный день рабочий и работница, которые встречались на двойной лестнице, одновременно положили руки на перила. Юноша сжал руку девушки, и вдруг они увидели ослепительный свет, который, казалось, излучали их соединенные руки.
- Что вы мне тут рассказываете? - раздался сердитый голос. - Ну, а потом?
Голос шел из аппарата, вделанного в середину перегородки.
- А потом? - машинально повторил Жюльен. - Потом?
- Что же было потом? - спросил механик.
Жюльен посмотрел на него с любопытством. Неужели этот человек не знает, что такое вымысел, и придает ему какое-то значение?
- Торопитесь, - сказал механик. - Прошу вас, продолжайте!
- Никогда не нужно рассказывать слишком поспешно, - сказал Жюльен. - У нас ведь достаточно времени.
Последнее слово вызвало перезвон, похожий на крики бесчисленных птиц. Этот перезвон сопровождался аккомпанементом большого колокола, который неутомимо отбивал двенадцать часов какой-то неведомой полночи или какого-то неведомого полдня.
- Нет, нет у нас времени! - вскричал неханик. - Одна минута может нас погубить. Я прошу прощения. Он просит прощения. Мы просим прощения.
Колокола мгновенно стихли. Человек вытер пот, струившийся по лбу.
- Вот видите, какую реакцию вызывает один только вопрос о времени. Здесь время не может быть неопределенным и вечным. Ваша история не имеет никакого смысла. Это ясно. Но наши машины не могут отдать себе в это отчета. Здесь, на острове, все должно иметь смысл и никакой, даже самый незначительный вопрос не может быть оставлен без ответа.
- Тогда не следовало задавать вопросов, - возразил Жюльен.
- Но вопросы задает детекторная сеть, и только по вашей вине. Я умоляю вас. Абсолютно необходимо, чтобы вся ваша история до мельчайших подробностей была ясна, иначе опять начнется разговор о судьбе, красоте, бесконечности и мы никогда из этого не выпутаемся.
- Мое положение крайне затруднительно, - сказал Жюльен. Ведь я хорошенько не помню, что рассказывал мой брат, И даже если бы я помнил, то не смог бы все рассказать. Полагаю, что однажды ночью молодые люди встретились перед входом в метро, но я не знаю, при каких обстоятельствах. Они доехали до Восточного вокзала и сели в поезд. Затем была остановка в маленьком городке. Молодая пара пробежала по улицам и очутилась в поле. И вот из глубины, полей им навстречу стало надвигаться что-то... Больше я ничего не помню. Если вы дадите мне отсрочку, может, я и найду продолжение.
- Стало надвигаться что-то, но что именно? Это глупо, сказал механик.
- Глупо, - повторил аппарат, на этот раз из-под пола.
Механик посмотрел на море. Прибой усиливался.
- Отсрочка, - сказал он наконец. - Это временное решение, и я могу попытаться его предложить.
Он поднялся, чтобы повернуть несколько рукояток, и повторил:
- Отсрочка.
Тотчас зазвонил колокол, он отбил девять ударов.
- Вам дается отсрочка до девяти вечера, - заявил механик.
Жюльен пожал плечами.
- И вы думаете, что, если я вспомню продолжение истории, это вам поможет? - спросил юноша.
- Мы ничего не думаем. Мы пытаемся сделать невозможное.
И тотчас же, испугавшись этого слова, произнес:
- Извиняюсь, Извиняюсь.
После этого он отпустил Жюльена.
- Идите, и сегодня вечером, хотя бы в последнюю минуту, сообщите нам, сообщите... Сообщите первому, кого встретите, и, возможно, мы еще раз получим отсрочку. Помните! Над нами нависла страшная угроза.
- Не все ли равно, когда умирать - днем позже, днем раньше, - спокойно произнес Жюльен.
- Вы правы, но прежде чем умереть, мы хотим по крайней мере узнать продолжение.
- Какое-то продолжение существует наверняка, и напрасно вы ломаете себе голову, - сказал Жюльен.
Казалось, главный механик уже не отдавал себе полного отчета в том, что он говорил.
И тут стена снова раздвинулась, Жюльен вышел из зала и опять увидел Назэра.
- Сегодня днем вы свободны, - сказал Назэр. - Впрочем, многие цеха прервут работу.
Жюльен, как обычно, позавтракал в ресторане. Там царило настороженное молчание. "Не сходить ли на какой-нибудь спектакль?" - подумал юноша. Занятый изучением жизни на острове, он редко бывал на концертах или в кино. Здесь показывали только документальные фильмы или мультипликации, а оркестры почти всегда исполняли одни и те же, хотя и не лишенные своеобразной прелести, танцевальные мелодии в замедленном темпе и приглушенных тонах. Но в этот день его потянуло на просторы. И он пошел погулять в нижнюю часть города, по улицам, ведущим в поля.
Над городом сияло ослепительное солнце. Вдали сверкала гора. Из-за горы надвигалась огромная черная туча. Время от времени высоко в небе кружили железные птицы.
Объяснения механика и его беспокойство казались Жюльену сильно преувеличенными. Он не мог поверить, что машины, как бы они ни были могущественны, способны пойти на крайнюю меру из-за такого ничтожного повода. Все в конце концов образуется, и восстановится прежний порядок.
Не очень тревожась, он дошел до поля и, всматриваясь в полоски земли между стеблями сахарного тростника, погрузился в воспоминания о Бермоне. Потом он подумал о Даниэле. Почему его товарищ не находил себе покоя? Прав ли он был, говоря, что они все разрушили? Так или иначе, но Жюльен не мог отделаться от предчувствия, что спокойным дням на острове скоро придет конец. Может быть, это спокойствие и тяготило островитян, но никто не хотел променять его на мирские треволнения. Они хотели иного покоя, с каждым днем все более прекрасного и не похожего на тот, каким они наслаждаются сегодня. Сейчас, быть может, они и были правы, но не могли же они быть всегда правыми?