Стало темно, почти как ночью. Тем не менее Конан хорошо различал башню, высокую, конусовидную, с единственным входом, забранным решеткой. Окон в башне почти не было, если не считать нескольких бойниц под самой крышей.
Крадучись, киммериец прошел по двору. Каким бы зловещим ни было обиталище Синрика, все же это было жилье – жилье человека, пусть даже жестокого и извращенного. Ему нужны еда и питье, ему требуются слуги.
И ведь у него были слуги! До тех пор, пока какой-то древний ужас не заставил их броситься навстречу смерти в морских волнах, лишь бы избежать жизни наедине с чудовищами…
Крадучись, Конан обошел башню и очутился на другой половине двора. Здесь также было безлюдно, но приглядевшись Конан заметил на дальней стене нечто странное.
Киммериец прижался к башне, стараясь сделаться как можно менее заметным. Впрочем, он мог бы и не беспокоиться об этом: полумрак, окутавший замок Илейв, скрадывал очертания человеческой фигуры.
Зато сам киммериец превосходно видел теперь на фоне грозового неба то, что разворачивалось на низкой стене замка.
Эта стена была обращена к внешней стороне моря. Она была совсем невысокой, поскольку в дополнительном укреплении здесь не возникало никакой надобности: отвесный склон был совершенно вертикальным, так что даже киммериец не смог бы по нему подняться.
Именно здесь был сооружен большой каменный столб, к которому цепями приковывались пленницы. И сейчас возле столба виднелась хрупкая женская фигурка.
Буря неистовствовала в небесах и на море. Гигантские валы катились к горизонту. Черные тучи мчались, гонимые ветром, сталкивались между собой, рвались, но никогда не рассеивались – они были плотны и густы, как мировое зло.
Неожиданно Конан понял, что происходит, и на душе у него стало спокойно. Как будто дело уже завершено, и злодеи низвергнуты.
Одно время киммериец всерьез опасался, что буря вызвана каким-то магическим способом, однако теперь он совершенно уверился в том, что это не так. Буря была самая обычная; Синрик лишь решил воспользоваться ею для завершения злодеяния.
Если бы у Синрика была возможность вызывать непогоду, он бы устраивал подобные «представления» каждый раз, когда приносил бы жертву своему демону-покровителю. Но коль скоро Синрик торопился умилостивить демона, пока бушует ураган, стало быть… стало быть, у Синрика попросту не хватило времени провести все свои обычные пытки.
Конан теперь не сомневался также и в том, что многие из пыток, изобретенных Синриком, были предназначены не столько для ублажения демона, сколько для удовлетворения извращенных наклонностей самого Синрика. Что ж, чего можно ожидать от человека, которого, как породистую лошадь, выводили нарочно для подобных дел? От человека, выросшего в атмосфере зла и ненависти?
Конан был не из тех, кто обременяет себя заботами о перевоспитании злодеев. Он никогда не стремился понять душу негодяя. Если Конан видел перед собой мерзавца, реакция киммерийца всегда была одинаковой: он извлекал из ножен длинный киммерийский меч – и уничтожал врага, как бешеного пса, не задавая вопросов, не пускаясь в разговоры и не позволяя себе никаких сомнений.
Девушка была здесь. Вероятно, та самая – Ксана. Та, которую так долго и так безуспешно стремился заполучить демон.
Она стояла у столба, обмотанная тяжелой ржавой цепью. Ее голова бессильно упала на грудь. Она выглядела обессиленной, испуганной, но целой и невредимой.
Это Конан установил при вспышках молнии, которые озаряли двор замка и стену с пленницей. В этих же вспышках Конан разглядел наконец и Синрика.
Возможно, при своих посещениях Мессантии Синрик и выглядел знатным человеком, немного эксцентричным, несомненно богатым и, в общем и целом, милым и – как это называют женщины – «интересным». Сейчас от всей этой «интересности» не осталось и следа. На Синрике был длинный косматый плащ, сшитый из звериных шкур. Голову его венчал головной убор, сделанный из человеческого черепа, обтянутого кожей, раскрашенного и позолоченного вокруг глазниц и ноздрей. Два пестрых пучка птичьих перьев торчали в кости черепа там, где у жившего когда-то человека были уши. Этот убор, словно тиара, покачивался па голове Синрика.
Лицо, видневшееся под тиарой, казалось едва ли не более страшным, нежели этот причудливый и жуткий головной убор. Синрик обвел синей краской глаза и рот, а щеки надрезал ножом, так что кровь стекала на его подбородок и капала на грудь.
Он стоял рядом с пленницей и воздевал руки к небесам.
Несколько раз в разрывах между тучами мелькал черный глаз. Теперь Конан не сомневался в том, что ему не почудилось: глаз действительно был. И принадлежал он демону, который внимательно наблюдал за своим адептом.
Синрик прокричал какое-то заклинание. Оно звучало на древнем языке, жутком и неблагозвучном.
Затем он перешел на родную речь:
– Приди! – расслышал Конан. – Приди и забери то, что принадлежит тебе по праву!
Буря подхватила голос Синрика и унесла его вдаль. Он затих между тучами, утонул между волнами.
Конан отделился от стены и побежал к стене, держа меч наготове. Он уже видел, как ему освободить пленницу. Цепь, которой она была опутана, была старой, и несколько звеньев проржавели. Ни одна из жертв Синрика никогда не имела возможности вырваться на волю. К тому времени, как несчастные девушки оказывались возле этого столба, их воля уже была сломлена, а сил не оставалось вовсе.
Но теперь все обстояло иначе. С громовым криком Конан одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от пленницы. Он размахнулся и одним точным, мощным уларом перерубил цепь. Как дохлая змея, цепь упала на землю. Девушка продолжала стоять у столба, как будто ее заворожили и приказали не двигаться. Она даже не поняла, что происходит.
Только что она слышала жуткие заклятья, произносимые ненавистным голосом, видела грозовое небо и развевающийся косматый плащ, и кошмарный разукрашенный череп плясал над гримасничающим лицом. И вдруг в мгновение ока все переменилось. Перед ней стоял высокий широкоплечий человек с длинными черными волосами и горящими синими глазами. Он зверски скалился, но при этом почему-то совершенно не внушал ей страха. Наверное, потому, что его лицо было первым по-настоящему человеческим лицом, которое она видела за очень долгое время.
Сквозь завывание бури Синрик расслышал звон разбитой и падающей цепи и обернулся. Его плащ взлетел над плечами, описав полукружье в воздухе. Казалось, Синрик вот-вот превратится в жуткую крылатую тварь и взмоет в небеса.
Черный глаз широко распахнулся в небе, а затем на фоне грозовой тучи возникли очертания новой фигуры. Это был монстр, который медленно снижался, направляясь к замку. Конан успел еще рассмотреть его: бородатое мужское лицо, окруженное множеством мощных щупалец, похожих па щупальца огромного осьминога, и длинный хвост, похожий на рыбий. Существо это полетело прямо к Синрику и столбу, возле которого находилась пленница.
Конан схватил девушку за руку и сильно дернул, понуждая очнуться от полубессознательного состояния.
– Ксана! – гаркнул киммериец. – Приди в себя! Бежим, скорее!
– Кто вы? – пробормотала она.
Но варвар не стал тратить времени на знакомства и душещипательные разговоры. Может быть, после. А может быть, и вовсе придется обойтись без этого. В любом случае, сейчас не до церемоний
Он потащил девушку за собой, торопясь укрыться вместе с нею в тени башни. Она, спотыкаясь, бежала вместе с Конаном. Башня внушала ей безотчетный ужас. Конан тем не менее заставил ее обежать башню кругом и прижаться к стене.
Демон быстро снижался. Синрик отчаянно размахивал руками, показывая направление, в котором скрылись беглецы. Но было уже поздно: разъяренный тем, что Синрик осмелился вызвать его и предложить пустой столб, где не оказалась никакой жертвы, демон распахнул широченную пасть. Мужское бородатое лицо как будто разорвалось надвое, и в провале пустоты, явленном при этом, засверкали длинные вызолоченные зубы.
Мгновение – и безголовое тело Синрика забилось в корчах возле жертвенного столба. Кровь последнего из владетелей Илейва хлынула на разбитую цепь. Голова с выпученными глазами и зловещая тиара исчезли в пасти демона.