— Первого встречного, — уточнил Марк, — сделать своим покровителем. Доволен выбором?
— Первый встречный не хуже второго, когда нужно быстро уладить дела и оставить Город. А госпожа моя Философия учит меня не замечать мелких различий.
Лодка тем временем приблизилась к берегу, двое гребцов подняли весла, а коренастый человек в добротной римской тунике прыгнул в воду и торопливо выбрался на берег. Глубокий поклон, взлет руки в приветственном жесте:
— Аве! Марк Аквилий, твой дом приготовлен к твоему приезду! Я — Тит Аквилий, прозванный Юстом, твой отец даровал моему отцу свободу, и вот уже девять лет я слежу за этим поместьем Аквилиев на нашем прекрасном Острове.
— Сальве, Юст! Моего секретаря зовут Филолог, он свободен, и он грек.
Вот уж не думал он, что каждое утро теперь его будет встречать человек с ненавистным именем Тит. Его, конечно, можно называть Юстом, но невозможно забыть это имя. Тит Флавий Веспасиан — тот, кто уничтожил Четвертый Легион и кто теперь правит в Риме.
Впрочем, и вида показывать не стоит, как противно ему имя принцепса[14], с какой охотой променял бы он самого правителя на рыбешек в корзине местного мальчишки. Но само звание принцепса, как и орел легиона, — священно. А святыни Рима — они для римлян, их никогда не посмеют коснуться иллирийские варвары или какие-нибудь там иудеи.
Торговцы
Ровно через тысячу сто тридцать два года староста Марко Радомирович будет на этом самом месте торговаться с Исааком Анкони, приберегая на конец торга фамильных ларов[15] Аквилиев. Они будут говорить на той ломаной латыни, которая бродит по всей Адриатике, — ее принимают, словно звонкую монету, во всех портах, кабаках и на всех рынках. Флорентинцы к тому моменту еще не успеют объяснить всем остальным, что именно им принадлежит новый и прекрасный язык, — а мирные наши острова еще не успеют растворить свои говоры и диалекты в славянском или итальянском море.
Еврей в своей островерхой шапке, в желтом, обязательно желтом плаще, остроносый и курчавый, как и положено всякому еврею. Марко в домотканой рубахе, как все крестьяне, грубой шерстяной кофте, плоской матерчатой шляпе, рядом с ним — мешки с сухими травами, бочки с соленой рыбой, запечатанные кувшины с медом. Остров небогат, мало что может предложить купцу, который ведет свою торговлишку (он сам так о ней говорит) от Корфу до Венеции, объезжая все побережье.
Оба сидят: Исаак на складном стульчике, рядом с ним слуга, он держит кувшин с хорошим далматинским вином, ведь торговля идет куда проще и лучше, если потягивать его из глиняных плошек. Марко захватил круг козьего сыра на закуску.
Поодаль от Марко молча и как бы даже робко играет с какими-то щепочками и камешками его дочь лет шести, большеглазая и курносая, как все дети. Не дело таскать ребенка, особенно девчонку, на торговые сделки, но что поделать, если Марко недавно овдовел (и на шляпе — черная лента), а его ненаглядную, младшенькую Иру теперь от него не оттащишь? Во сне и то вскакивает: здесь ли папа. Ничего, свыкнется со временем. Исаак не задает никаких вопросов — и так ведь все понятно. И к чему отвлекать тяжелым разговором того, с кем ведешь торговлю?
А еще рядом с Марко — корзина, накрытая дерюгой. Необычный товар напоследок.
— Мир тебе, Исаак! Куда и откуда?
— И тебе мир, Марко! Как всегда — ничего особенного… С юга на север, потом с севера на юг. От тебя — на Курцолу[16].
— Что творится в мире? Ты, говорят, был у самого Константинополя?
— Что ты, Марко, там ведут торговлю большие люди. Не чета мне. Что такое твоя соленая рыба да лаванда для воинов, которые чуть было не взяли богатейший город вселенной? Я и не приближался к Царьграду. Так, мелкие поставки продовольствия тем, кто отстал от основного войска. Что слышно на Острове?
Марко долго рассказывает все новости. Кто умер в деревне, кто женился, сколько родилось ребят, и какой был урожай, и что от молнии выгорела половина леса на северном склоне холма, и уж боялись, что огонь пойдет дальше, но, хвала Пречистой, удалось пожар остановить. Только про жену не поминает — к чему, когда и так все видно?
Рассказ Исаака совсем другой. Он — о воинах Христа, которые по призыву папы Иннокентия отправились отвоевывать что-то такое важное в землях магометан, а отвоевали пока что Зару[17] у мадьяр да попытались Константинополь у греков, но что-то у них не заладилось с Константинополем. Грек — он и еврея переторгует, сумели они уболтать крестоносцев на этот раз. Да ведь островитяне и сами видели, как шел по Адриатике огромный венецианский флот этим летом, но цены на соленую рыбу хоть и подскочили тогда раза в два, особенно к Рождественскому посту, но теперь снова упали. Пусть Марко учтет это.