А из коридора чуть дальше доносится размеренный стук и сдавленное мычание.
Интересно, они ещё и корову из ближайшей деревни свели?
Двигаюсь по коридору к источнику звука, пока не упираюсь в закрытую дверь какой-то подсобки. Изнутри слышна возня, будто здоровенная крыса пытается колбасу из кладовой вытащить.
Дёргаю дверь на себя, но та не поддаётся.
Что ж, другого выхода нет.
Рука привычным движением ложится на рукоять Выжигателя.
Направляю ствол под углом вверх — и одним выстрелом испаряю замок вместе с изрядным куском двери и стены.
Дверь, обиженно скрипя от такого обращения, распахивается сама.
Вглядываюсь в помещение и сквозь летающую в воздухе пыль и обрывки бумаги различаю скрючившуюся на полу фигуру человека в испачканном дорогом костюме.
Его рот завязан грязной тряпкой, на лбу запеклась кровавая ссадина, а руки скованы за спиной полицейскими наручниками.
— Андрей Петрович! — горестно всплёскиваю руками. — А вы оказались здесь как?
Родич радостно мычит сквозь кляп, всем своим видом выражая благодарность за неожиданное спасение.
Наверное.
Не слишком церемонясь, водружаю дядюшку на ноги и убираю тряпку с его рта. Тот, краснея от натуги, выплёвывает собственную перчатку.
— Фам мнутви глюф! — сообщает пленник едва ворочающимся языком. — Ыфдеваыфь, хады!
— Нет им прощения! — поддакиваю с праведным гневом в голосе.
Носком ботинка осторожно расправляю обслюнявленную перчатку и встряхиваю её, приподняв за один из пальцев. И правда, ключ внутри.
Воистину безгранична человеческая изобретательность!
— Кто же вас так, дядюшка? — отпираю браслеты.
И запасливо закидываю их вместе с ключом в карман куртки. Кто знает, вдруг ещё пригодятся?
— Хакие-то бан-диты, — выдавливает Андрей Петрович. Сейчас его речь куда понятнее, чем раньше. — Они в ваф дом валефли, кокда мы ф Тафьяной во тфоре пефедовали.
— Как же так выходит, что вы уже второй раз одновременно с ними в моём доме оказываетесь? — произношу с нажимом.
Но дядя делает вид, что не обращает на мой тон внимания.
— Я бы и шам хотев это внать, тьфу! — родич продолжает отплёвываться, тщательно изображая, как его бесит эта ситуация. — Может, подобное тянется к подобному?
Ну, дядюшка! Языком еле шевелит, но поглумиться шанса не упускает.
— Буду считать, что вы не оправились от ужасного эмоционального потрясения, пробыв… а сколько вы тут пробыли, кстати? — игнорирую подначки и сбиваю внимание неожиданным вопросом.
— Несколько часов, может и больше, — к Андрею Петровичу наконец возвращается способность внятно разговаривать. — А где Татьяна Викторовна? С ней всё в порядке? Ей удалось спастись?
— А вы сами разве не в курсе? — рявкаю в ответ. — Вместе же во дворе были!
— Она, когда бежать бросилась, мне чем-то в спешке по лбу так приложила, что аж искры из глаз посыпались! — обижается дядюшка. — А потом дышать стало нечем, и я потерял сознание. Очнулся уже здесь в этом вот неприглядном виде.
Жаль, конечно, этого добряка. Но почему-то не от всего сердца.
— Так нужно найти её, скорее! — слова вырываются раньше, чем я успеваю это обдумать. — Бандиты оставили письмо с требованием выкупа! Ей может угрожать серьёзная опасность!
Но дядюшку мои восклицания совсем не впечатляют.
— Ежели за неё требуют выкуп, то вреда не причинят, — родич безуспешно пытается отряхнуть пиджак, поглядывая на выход из подсобки. — Хотя главаря она всё же ослепила, так что…
Закончить фразу ему не удаётся.
Потому что мой кулак врезается ему в челюсть, вышвыривая этого лживого сукина сына из комнатушки в коридор.
— Сознание потерял, значит, мразь? — в голосе кипит с трудом сдерживаемая ярость. — А то, что она бандита ослепила, ты седалищной чакрой заметил? А что выкуп за неё требуют, а не за твою гнилую душу, тебе эти упыри сами рассказали? И Патлатый тебе лично главным представился? Когда? Когда ты, сука, собственную семью этим уродам продавал?!!
— Стой!!! Я всё могу объяснить! — верещит распростёртый на полу Андрей Петрович. — Я просто…
— Просто завязал себе рот и браслеты накинул?! А потом жертву изображал? Лучше б в актёры, мразь, подался! — кровавая пелена перед глазами чуть развеивается. Уже не так хочется задушить его голыми руками.
— Татьяне ничего не угрожало! — жалобно скулит обманщик. — Её связали только ради её же безопасности…
— Таня в безопасности с моими друзьями, — слова припечатывают извивающегося негодяя, будто удары кузнечного молота о наковальню. — Она рассказала достаточно, чтобы упечь тебя за решётку на всю оставшуюся жизнь!