Слёзы катятся по щекам, плечи мелко подрагивают, но она даже не пытается это скрыть.
— Почему всегда так происходит? — продолжает. — Почему опять за меня решают — петь или нет? Что ещё нужно сделать, чтобы меня оставили в покое?!
Встаю, извлекаю из прикроватной тумбочки полотенце. Протягиваю его Елизавете за неимением платка.
— Всегда непросто осознавать, что не все люди милы и добры к другим, — произношу мягко, пока она комкает полотенце тонкими пальцами. — Реальность часто неприглядна. Но это не повод мириться с возникшим положением дел.
Задумываюсь на мгновение и добавляю:
— Пока ты помнишь, что дают людям твои песни — никто не сумеет заставить тебя молчать.
Внимательно слушавшая меня девушка отмирает и, будто разом смутившись, промакивает влажные глаза.
А у меня внезапно открывается второе дыхание.
И мысль облекается в слова без участия разума.
— Слушая твой голос сегодня в ресторане, мне хотелось свернуть горы, чтобы закончить начатое. Именно пение тогда позволило ощутить, что добиться успеха — посильная и выполнимая задача.
Улыбаюсь собственным мыслям и продолжаю, пока вдохновение не ушло:
— Так что чем больше людей затронет твой голос, тем слабее станут те, кто желает причинить вред одной славно поющей девушке и всему миру вокруг.
Елизавета отнимает мокрое полотенце от лица, недоверчиво глядя на меня.
— Знаете, Кирилл, я в первый раз смогла проговорить то, что меня мучило почти всю жизнь. Действительно, силы порой покидают, но теперь понятно…
Она встаёт со стула и подступает вплотную, не отводя взгляд. Её голос становится ниже и проникновеннее:
— Даже проза жизни порой может стать музыкой для уставшей певицы.
Долгий поцелуй, последовавший за этим признанием, не даёт мне ничего ответить. А после слова просто становятся не нужны.
Глава 15
— Лариса Ивановна, вы же понимаете, как важен для нас этот поход!
Чернявый мужчина с гладко зачёсанными назад волосами и аккуратными усиками вскакивает из-за стола и начинает мерять шагами комнату. Останавливается, в сердцах топает:
— Так скажите мне: какого чёрта вы до сих пор не приступили к выполнению ключевого пункта нашего плана?!
И, не дожидаясь ответа, возобновляет движение.
— Всё просто, Герман Игоревич, — миниатюрная блондинка в кирпично-красном водительском комбинезоне закидывает ногу на ногу, глядя на мельтешащего перед ней заказчика, словно на раздражающее насекомое. — Я категорически не желаю, чтобы такое важное дело оказалось запорото из-за сиюминутной импульсивности.
Мужчина открывает рот, чтобы что-то возразить, но блондинка продолжает непререкаемым тоном:
— Именно поэтому разработка операций лежит на вас, а их претворение в жизнь наилучшим образом — на тех, кто идеально для такой работы подходит. Так что перестаньте носиться туда-сюда: голова закружится.
Герман Игоревич в ярости разворачивается к женщине — и видит лишь пустое кресло, где недавно сидела своенравная особа. Сжимает кулаки до хруста — и в этот момент тонкий палец касается его щеки, двигаясь к горлу.
— Вы поступили максимально благоразумно, обратившись ко мне для выполнения деликатных поручений, — почти мурлычет ему на ухо блондинка. — Так не дайте своему благоразумию разрушить всё в шаге от цели.
Хозяин кабинета резко оборачивается — но рядом никого нет.
— Я узнала всё, что необходимо для следующей фазы, — снова раздаётся голос Ларисы Ивановны со стороны кресла. — Завтра приготовления завершатся. Мы завладеем всей нужной информацией. После чего операция «Путеводный свет» придёт к своему логическому завершению.
Герман Игоревич выдыхает.
Перед глазами и вправду всё немного плывёт. Максимально непринуждённо, стараясь не показать слабости, он опирается нижней частью спины о столешницу.
Нужно владеть ситуацией, иначе ни о каком подчинении не может быть и речи.
— Что ж, будь по вашему, — тяжко роняет он каждое слово. — Но если всё пойдёт не по плану — вытаскивать вас никто не будет. Таково наказание для бездарей что пытаются меня провести.
— И в мыслях не было, — женщина расстёгивает ворот комбинезона, отчего молния сама разъезжается при первом же вдохе.
Глаза мужчины жадно шарят по небольшому участку обнажённой молочно-белой кожи.
Но собеседница продолжает, словно не замечая его интереса:
— Вы сами прекрасно знаете, что для меня результат важен ещё больше. Увы, в моём деле никто не работает с неудачниками. Потому что, — влажный язык скользит по нижней губе, скрываясь за жемчужно-белыми зубками, — мертвецы не могут заключить договор с живыми.