— Мак, тебе нравятся мои ноги? Дурацкий вопрос, нельзя задавать дурацкие вопросы, потому что они заслуживают дурацких…
— Они очаровательны, — приглушенным шепотом ответил он.
— Нажать, — пробормотала она. — Лошадь? Нет, человек. Человек. Мак.
— Мардж, пойдем немного подышим свежим воздухом. Тебе нужно проветриться, вот и все. Пошли со мной, Мардж, глотнем свежего воздуха.
— Воздх дль шриков.
— Пошли, Мардж, пошли со мной. Пойдем, Мардж. Ну же, девочка-маргариточка. Вот кто ты такая. Хорошая девочка, хорошая. Мардж, твои ноги просто очаровательны. Чудесные ноги, милые…
— …чароватльны. Воздух дль шриков. Мак, воздух для шриков.
— «Баллоны».
— Мы это уже два раза говорили.
— Хорошо, но вы уловили смысл, так ведь? А вам надо отвечать: «Я уловил оба смысла». Помните тот фильм с Джейн Рассел? «Я вышибу тебе оба глаза!» Бедная, несчастная девочка, поверьте мне. Я понимаю, через что ей пришлось пройти.
— И все-таки они прекрасны, — сказал Аарон. Протянув руку, он дотронулся до одной из грудей блондинки, слегка пощекотав ее пальцами. — Прекрасны.
— Вы так считаете? — спросила она. От прикосновения его пальцев ее грудь поднялась еще выше. Она улыбнулась и прислонилась головой к его плечу. Потом взяла его вторую руку и стала водить ею по передней части своего платья. — Наверное, все же приятно иметь такие, — счастливо промурлыкала она.
— Кто назвал меня глупым? — спросил Хенгман.
— Сломать ему шею, — отозвался Познанский.
— Кто назвал меня глупым?
— C’est beau! — по-французски взорвался Манелли. — C’est magnifique![3]
Канотти залился смехом.
— Я его уже слышала, — сказала брюнетка.
Манелли по-отцовски похлопал ее по бедру.
— Вы не едите мои оливки, — сказал Стигман.
Рыжая улыбнулась:
— Мистер, моя профессия не поедание оливок.
— А что?
— А угадайте. Но то, что не поедание оливок, — это точно.
Он видел, как Макуэйд помогает Мардж выйти из комнаты, и почувствовал раздражение. Отчасти потому, что вызвался служить покровителем Мардж, отчасти потому, что у него самого прекрасно складывались отношения с Карой. В сущности, он не чувствовал, что покинул Мардж. В какой-то момент у него даже промелькнула мысль: а не послать ли все к черту и не позволить ей поступать так, как ей хочется? Но у нее был такой беззащитный, такой уязвимый вид, да и сама мысль о том, что Макуэйд прикасается к ней, показалась ему отвратительной. Непонятно почему ему вспомнилась небольшая царапина на ноге Марии Терезы Диаз.
— Извини меня, пожалуйста, — обратился он к Каре.
— Да, разуме…
Он оставил ее и пошел через всю комнату. Макуэйд обнял Мардж за талию и вел ее по коридору в направлении спален. Грифф ускорил шаг. Настигнув их, он похлопал Макуэйда по плечу.
— Привет, — сказал он.
Мардж подняла взгляд, пытаясь сфокусировать его на Гриффе.
— Привет, Грифф, — ответил Макуэйд, на сей раз без тени улыбки на лице. Он сильно вспотел, пот градинами катился по его лбу и верхней губе. Глаза горели.
— Грифф? — спросила Мардж и кивнула, словно подтверждая его присутствие.
— Я просто хотел вывести ее на воздух, чтобы она немного проветрилась, — сказал он, не сводя взгляда с лица Гриффа.
— Я так и понял, — с улыбкой проговорил Грифф. — Я сам позабочусь об этом. Я обещал Мардж, что отвезу ее домой, и сейчас для этого, как мне кажется, самое подходящее время.
Он сам удивился тому, с какой легкостью ложь слетает с его губ.
— Но мне кажется, что еще не время уезжать, — сказал Макуэйд.
Грифф пожал плечами:
— А мне кажется, самое время.
— Домой? — пробормотала Мардж. — Врмя ехть домой, готова.
— Мне кажется, она хотела бы остаться, — сказал Макуэйд. За все время их разговора он ни разу не улыбнулся, а глаза его все так же полыхали огнем. Он неотрывно смотрел на Гриффа, словно хотел убедить его одной лишь гипнотической силой своего взгляда.
— Я всегда не прочь поспорить, — сказал Грифф, — но Мардж едет домой.
Внезапно Макуэйд отступил от нее. Мардж качнулась, но Грифф тут же подхватил ее и обнял за талию.
— Вы прямо как пояс целомудрия двадцатого века, — жестко проговорил Макуэйд.
— Послушайте… — начал было Грифф, но тут же приказал себе замолчать. Он чувствовал, что может возникнуть проблема, а в желудке словно образовался тугой комок.
— Нет-нет, забирайте ее, — сказал Макуэйд. — Я взял за правило никогда не спорить из-за потаскух.