Дальше были уговоры Смоляна, советы дома, звонки приятелей. Но в результате получилось вот так просто: в один миг я сделал карьеру. Бумаги пошли в обком, в ЦК, наверняка еще куда-нибудь, куда их направляют в подобных случаях. И вскоре кончилась моя спокойная жизнь за широкой спиной Александра Семеновича. В отдел прозы на мое место был принят «птенец» Смоляна Михаил Панин, молодой прозаик из литературного объединения при «Звезде». Все в редакции, в том числе и я, испытывали к нему большую симпатию. Работать с ним было легко, как с человеком умным, талантливым, обладавшим хорошим литературным вкусом и чувством юмора.
Один из парадоксов главного редактора Г. К. Холопова: сам же приглашал в «Звезду» таких порядочных людей, как А. С. Смолян, М. Е. Ивин, Н. Г. Губко, А. А. Урбан, С. С. Тхоржевский, они вкладывали в журнал вс№ душу, стремились делать журнал на высочайшем художественном уровне, но сам же Холопов, как бы стремясь уравновесить их влияние, держал при себе людей с весьма сомнительными взглядами — такие были и в штате редакции, и в составе редколлегии.
Не знаю, по собственной ли инициативе или под давлением извне, но примерно через год после моего появления в «Звезде» Холопов начал атаку не только на А. С. Смоляна, но и на Н. Г. Губко. Возможно, он хотел омолодить окружение, укрепив тем самым свое собственное положение в журнале, а возможно, были иные причины.
В июне 1979 года, после очередного пленума ЦК КПСС по идеологической работе, в «Звезде» состоялось собрание партийной группы журнала. Обычно эти собрания были «открытыми», т.е. проходили как рядовые наши производственные совещания, куда приглашались все без исключения сотрудники редакции. На этот раз партгрупорг В. Кузнецов (заведующий отделом поэзии) с присущей ему деловитостью предупредил, что собрание «закрытое», приглашаются только члены партии, повестка дня: «Задачи партийной организации по выполнению решений пленума ЦК». О «задачах» доложил сам главный редактор. И главной задачей, по его мнению, было решение кадровых вопросов, ибо сегодня, как и прежде, «кадры решают все».
И что же мы услышали? Как человек гуманный, он долго терпел в редакции беспартийную Губко, но теперь, когда она достигла пенсионного возраста (55 лет!), он намерен отправить ее на пенсию. Вообще он хочет решительно осовременить раздел критики, ибо «от классики его уже тошнит, пора дать дорогу современникам!» А посему он уже пригласил в отдел критики
A. Г. Калентьеву из Публичной библиотеки, она приведет с собой свежие силы. К слову, Калентьева была приблизительно того же возраста, что Нина Георгиевна Губко! Хорошая знакомая Жура, она, конечно, «привела» с собой «молодежь»... Мы с А. Урбаном предлагали в отдел Андрея Арьева, автора «Звезды», но Холопов отослал нас к Журу, ведавшему кадрами в журнале, и тот категорически сказал «нет», не объяснив причины отказа.
Вслед за Н. Г. Губко Холопов решил отправить на пенсию и А. С. Смоляна. Если первое сообщение вызвало шок и все промолчали, то теперь реакция была немедленной. Почти единодушно, исключая, конечно, В. Кузнецова, начали защищать Смоляна. Мы говорили, что это негуманно, что этого делать не следует, что это добьет Александра Семеновича, к тому времени уже серьезно больного человека. Тогда Холопов сказал, что-де пусть Смолян сидит дома, но рукописей ему никаких не давать. На что мы опять дружно возразили: Смолян поймет, что больше не нужен редакции, а он не может без работы. Нас неожиданно поддержал Жур — бывали у него такие эмоциональные порывы. Холопов сидел мрачный, с позеленевшим лицом. Казалось, вот-вот он сорвется в свою обычную ярость, но — обошлось. Смоляна мы отстояли.
А вот бедная Нина Георгиевна была глубоко потрясена решением Холопова и всё пыталась разузнать подробности, но какие подробности, если главный редактор единолично принял решение и лишь проинформировал собрание о нем. Мы не скрывали своего сочувствия ей, организовали теплые проводы, правда, не в большом зале, а в интимной обстановке, в комнате критиков. Нина Георгиевна ушла с гордо поднятой головой.