Выбрать главу

Торквато Тассо

Освобожденный Иерусалим

Поэма. Песнь вторая

Вступление Романа Дубровкина

Если бы мне предложили кратко определить суть поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим», я бы ответил одним словом: «конфликт». Конфликт на всех уровнях — военном, идеологическом, нравственном, символическом. Это и столкновение двух миров — христианства и ислама, и борьба цивилизации против варварства, и противопоставление сельской стихии нарождающемуся Городу. На этом возвышенном (вселенском) фоне — множество противоречий не столь масштабных, продиктованных чувствами, свойственными человеческой натуре, — завистью, тщеславием, оскорбленной гордостью, корыстью. Главная тема книги, тем не менее, антагонизм между силами Добра и Зла.

Есть у поэмы еще одна, на первый взгляд парадоксальная, особенность. С одной стороны, перед нами рыцарская эпопея, в основе которой лежат исторические события — Первый крестовый поход, описанный с привлечением средневековых хроник, подкрепленных свидетельствами летописцев, в частности, Вильгельма Тирского (1130–1186). С другой стороны, это цепочка фантасмагорических сцен с участием колдунов, волшебниц, эриний и самого Сатаны. Не секрет, что Тассо, как и все его современники, искренне верил, что без помощи нечистой силы мусульмане не сумели бы ни в одном сражении одолеть крестоносцев, защищенных, в свою очередь, ангелами-хранителями с закаленными на небесах адамантовыми щитами. И все же не слишком ли большое место отведено под воображаемое? Не отвлекает ли вся эта дьявольщина от главной темы? Судя по всему, нет. Повествование настолько логично, так тщательно выверено, что элемент фантастического порой кажется убедительней описания самой приземленной механики — присутствующему здесь же детальному разбору метательных снарядов, осадных башен и клумб в волшебном саду коварной обольстительницы Армиды.

Кстати сказать, когда Армида излагает крестоносцам лживую историю о своем самодуре-дяде, возмущенный читатель с трудом сдерживает себя, чтобы не воскликнуть: не было никакой Армиды, и ложь ее не меньшая выдумка, чем она сама!

Автор не скрывал своих намерений и в самых первых строфах поэмы каялся перед Музой:

Прости же, если противозаконно Я необыкновенные цветы Вплету в обыденную правду нашу И вымыслом чело твое украшу.

Подстать сюжету и персонажи. В большинстве своем это родовитые бароны и восточные деспоты, сведения о которых легко почерпнуть из любой энциклопедии, но и те и другие вряд ли узнали бы себя в поэтическом зеркале великого итальянца.

Наибольшей трансформации подвергся под пером Тассо главный герой поэмы — благочестивый, в значительной степени идеализированный Готфрид Бульонский, проводник Господней воли, исполнителем которой явился Ринальд, легендарный основатель знаменитого в Европе дома Эсте. Образ этого бесстрашного, благородного юноши вдохновит впоследствии Никола Пуссена на создание поразительной силы полотна «Ринальдо и Армида». В пару к картине художник напишет еще одну — «Танкред и Эрминия», изобразив будущего наместника Галилеи и Тивериады Танкреда Тарентского и никогда не существовавшую дочь подлинного Яги-Сияна, антиохийскую принцессу Эрминию. Как и у Тассо, мифические герои Пуссена наделены такой убедительностью, что в их портретное сходство нельзя не поверить.

Антиподом Готфрида и других набожных христианских вождей выведен в поэме жестокий Аргант. В публикуемом ниже отрывке он является в лагерь крестоносцев вместе с другим вымышленным посланником египетского халифа, чтобы убедить франков отступиться от Святого града. Эта сцена, якобы имевшая место в начале лета 1098 года, не только поражает невероятным драматизмом и напряженностью, но и посылает недвусмысленный сигнал о сути и целях великой религиозной войны.

Октавы из «Освобожденного Иерусалима» пели во времена Руссо и Гёте венецианские гондольеры. Книга, не покидавшая в течение нескольких веков мировой литературной сцены, находит и сегодня читателя в самых разных странах, причем не только среди соискателей ученой степени. Работая над ее русской версией, переводчик старался не потерять этой уникальной жизнеспособности гениальной поэмы.

Песнь вторая

57

И снова ночь прохладу принесла Со дна морей, светилу неподвластных, Когда явились в лагерь два посла В диковинных чалмах, в плащах атласных. Пажи, оруженосцы без числа. Речений не жалея сладкогласных, Охране объявили пришлецы: «Египетского царства мы гонцы!»

58

Один из них, Алет, душою черствый, Был выходцем из городских низов. Он рано понял, сколько ни упорствуй, Удача не придет к тебе на зов. Благодаря коварству и притворству Он сделался важнейшим из тузов, Усвоив тактику отпетых бестий, Наветы прятать под личиной лести.

59

Вторым послом могучий был черкес: В Египет он пробрался голодранцем И в краткий срок на самый верх пролез, Не думая блистать придворным глянцем,— Воинственностью приобрел он вес, Упрямой склонностью к жестоким танцам. Аргантом звался он на новый лад, Из тысячи богов избрав булат.

60

Наказ халифа привезли вельможи, И Готфрид принял их в своем шатре — На стуле струганом, а не на ложе, Не в злате, не в парче, не в серебре. Во всем обличье — простота, и все же Величья больше, чем в любом царе! С презреньем к рыцарям чужеплеменным Аргант отделался кивком надменным.

61

Алет, напротив, крайне был учтив, Храня до буквы этикет придворный: Стоял, ресницы долу опустив, И руку правую в мольбе притворной Поднес к груди — в почтении ретив, Хвалами сыпал с живостью проворной. Немало выучив сирийских слов, Латины понимали речь послов:

62

«О витязь, вожака и воеводу Признали витязи в тебе одном! С тобой прошли они огонь и воду, В цепи побед ты главным стал звеном. К азийскому вознесся небосводу Твой гений в ореоле неземном. От Геркулесовых столбов до Нила Чело твое победа осенила!

63

Легенды о свершениях твоих Гуляют по кочевьям и селеньям. Наш царь готов часами слушать их, С восторгом говоря и удивленьем О том, что породнило вас двоих, О том, что чуждо низким помышленьям. Единству помыслов не прекословь! — Вы разной веры, но сильней любовь.

64

Египта царь играть не станет труса — Я — дружбы, мира и любви посол! В Аллаха верит он, ты — в Иисуса, Но чистый сердцем победит раскол. Тебя он ограждает от искуса У друга нашего отнять престол. И дабы не накликать худших бедствий, Подумать просит о добрососедстве.