У торговых и промышленных людей воеводы вымогали взятки особым способом: задерживали выдачу разрешений на промысел и ставили тем самым перед угрозой не попасть на место охоты вовремя. В тяжелую обузу для промышленных и торговых, а также служилых и «всяких жилецких» людей превратились обязательные подношения представителям воеводской администрации, включая их дворню, производившиеся обычно мехами либо совершенно открыто «в почесть», либо в виде «займов».
«Приказные люди» и воеводы разоряли жителей Сибири ростовщичеством и спекуляцией, не останавливались перед прямыми грабежами и насилиями. От их притеснений страдало и служилое, и неслужилое население, и русские, и «иноземцы». Сталкиваясь с подобным произволом, ясачные люди, случалось, посылали депутации к служилым и крестьянам с расспросами: «Так ли де у вас на Руси великие люди и приказные делают?..» И узнавали, что русские терпят такие же «насиль-ства» и что по московским законам все это называется «воровством», подлежащим «жестокому наказанью» от «великого государя». До «государя», однако, сибирским жителям было далеко…
Конечно, коренное население Северной Азии, жившее до прихода русских в основном в условиях патриархального строя, переносило феодальный произвол и угнетение крайне болезненно, однако было бы неверно считать весь обрушившийся на сибирские народы в XVII в. режим феодальной эксплуатации «национальным гнетом», как это нередко делалось в старой исторической литературе. Национальным этот гнет можно было бы признать лишь в том случае, если бы ему не подвергался в той же мере и русский народ, а он в XVII в. эксплуатировался феодалами ничуть не в меньшей степени, в том числе и на сибирской территории.
Даже такая, не слишком часто встречавшаяся в рассматриваемое время форма социального угнетения, как превращение свободного человека в холопа, распространилась за Уралом не только на коренное население, но и на русских. Холопов в Сибири было, правда, немного. В частности, выходцы из местных народов ими чаще всего становились, лишь попав в плен к русским во время военных походов, так как «мирными иноземцами»— плательщиками ясака — правительство очень дорожило и решительно препятствовало их закрепощению. В холопы («дворовые люди») «иноземцы» попадали и в результате их продажи соплеменниками: обычай продавать детей и женщин существовал у многих сибирских народов. Русские же становились холопами чаще всего в результате закабаления, когда, например, за долг человек попадал «в зажив головою» к заимодавцу-кредитору. «Тенденция к закрепощению отнюдь не ограничивалась лишь местным населением», — замечает известный советский историк В. И. Шунков и приводит интересный факт: «Выпись… 1719 г. отметила по Берёзову 38 дворовых людей, в том числе одного самоеда, 15 остяков и 22 русских».
Уже некоторые дореволюционные исследователи приходили к выводу, что в притеснениях сибирских «иноземцев» воеводской администрацией «выражалась не племенная вражда, а алчность».
Нет оснований считать проявлением национального гнета и преступные действия всякого рода «лихих людей» — лиц часто с уголовным прошлым, чинивших в Сибири «насильства» и грабежи всюду, где представлялась возможность, в том числе и среди коренного населения. Больше всего их на первых порах оказывалось в составе казачьих отрядов, наспех сформированных из деклассированного «гулящего» люда и ссыльных. Первыми же жертвами разбойных нападений обычно становились встречавшиеся на пути торговцы и промышленники, а крестьяне, прослышав о приближении буйствующих «новоприборных служилых», нередко спешили собрать деньги, чтобы, дав «откуп», поскорее спровадить такое «войско» подальше.
Особенно вольготно «лихие люди» чувствовали себя в начальный период освоения Сибири, когда государственная власть там была еще очень слаба и многое прощала своей вооруженной опоре. Воеводы и их помощники вынуждены были смотреть сквозь пальцы на поведение служилых людей, тем более что сами не слишком выбирали средства для обогащения. Но поскольку ущерб государственным интересам (особенно ясачному сбору) при таком положении дел был слишком очевиден, оно обычно сохранялось недолго. С увеличением потока переселенцев у администрации появлялась возможность более разборчиво и осмотрительно относиться к приему в «службу» и «выметывать со службы» тех, кто проявлял себя на ней не лучшим образом.
Ясак, взимавшийся с народов Сибири в XVII в., вначале по сути дела ничем не отличался от дани, выплачиваемой и до русских слдбыми родами и племенами сильным соседям. С данью побежденных победителям ясак сближали и способы его получения на раннем этапе колонизации. Власти брали (часто насильно) у местного населения заложников («аманатов») и держали их в заключении (в «аманатских избах») до сбора всего ясака. В непрочно закрепленных районах существовал и так называемый «неокладной ясак». Он выглядел уже иначе — как простой товарообмен: сборщики получали меха лишь в обмен на солидные «государевы подарки».
Однако с укреплением в Сибири позиций государственной власти ясачная подать быстро стала превращаться в ренту, взимавшуюся феодальным государством за пользование зем-лей. Представители ясачного населения (как правило, «лучшие люди», «князцы») в установленное время сами привозили ее в русские города и остроги, где им устраивались торжественная встреча и угощение.
Размер даже твердо установленного ясачного оклада в разных районах был неодинаков и колебался от 1 до 10–12 соболей в год с одного мужчины-охотника. Историки, однако, давно установили, что в стоимостном выражении ясачные платежи были в целом значительно меньше налогов и повинностей крестьянина или посадского человека. Правда, и по уровню развития производительных сил коренное население Сибири, сильно различаясь, обычно уступало русским переселенцам. Это в большинстве, случаев не позволяет считать феодальный гнет для коренных жителей более легким, особенно если учесть злоупотребления ясачных сборщиков и воевод. Тем не менее показательно, что в XVII в. за Уралом сложилась весьма интересная, хотя и немногочисленная группа русских ясачных людей. В отличие от «иноземцев», русские становились ясачными по доброй воле, как правило, в связи с приобретением земель у ясачного населения. Это происходило лишь потому, что они оказывались в таком случае при уплате податей и несении всякого рода повинностей в явно более выгодном положении по сравнению с крестьянами и посадскими людьми.
НАРОДНЫЕ ВОССТАНИЯ
Как мы видели, все слои трудового населения Сибири, несмотря на существовавшие между ними различия, ощущали на себе тяжесть феодального гнета. И он не мог не вызвать противодействия. Протест против феодального произвола и эксплуатации находил за Уралом самые различные проявления и облекался в те же самые формы, что и в Европейской России, — от подачи жалоб-челобитных и побегов до вооруженных выступлений.
В XVII в. по Сибири временами словно прокатывались волны народного гнева.
В 1641 г. произошло восстание верхоленских тунгусов, в следующем году началось крупнейшее выступление якутов, поводом к которому послужила перепись скота для увеличения ясачного обложения. Восставшие перебили несколько отрядов ясачных сборщиков и осаждали Якутский острог. В 1674 г. произошло мощное восстание тунгусов Киндигирского и Челка-гирского родов, сопровождавшееся истреблением отдельных отрядов служилых людей и промышленников и попытками уничтожить их опорные пункты. По рассказам очевидцев, при осаде Баунтовского острога восставшие «пошли валом на приступ… и стрел на острог полетело со всех сторон что комаров». В 1680 г. вновь очень тревожной была обстановка в Якутии…
Выступления ясачного населения против налогового гнета и «насильств» представителей российской администрации родоплеменная верхушка сибирских народов часто использовала в своих узкокорыстных интересах. Но в XVII в. происходили острые социальные конфликты и в среде коренных обитателей Сибири. Примером тому может служить выступление кодских хантов против своих князей Алачевых, обиравших их при сборе ясака. После подачи царю челобитной ханты добились права сдавать ясак прямо в казну, а князья лишились прежней власти.
Якутская беднота боролась со своими князьями (тойонами), прибиравшими к рукам лучшие угодья. Нередки были случаи потрав и самовольного сенокошения на их земле. В 1684 г. против тойонов вспыхнуло восстание под руководством братьев Сакуевых; в нем наряду с якутами участвовали эвенки.