По иронии судьбы ни Кожедуб, ни Покрышкин не присутствовали при этой капитуляции Берлина. Кожедуб несколькими днями ранее вылетел в Москву, чтобы представлять 1-й Белорусский фронт на первомайском параде, а авиадивизия Покрышкина перебазировалась южнее на аэродром неподалеку от Праги. 9 мая, в день окончательной немецкой капитуляции, майор В. Голубев — один из летчиков Покрышкина, шестнадцатый по числу уничтоженных самолетов советский ас — сбил над Прагой «Мессершмитт-109». Это был последний самолет, сбитый в воздушном бою во второй мировой войне на европейском театре.[238]
* * *1 мая 1945 года звено из трех Як-3 промчалось на бреющем полете над пригородом Берлина. На высоте 30 метров они с ревом пролетели вдоль Шпре, на широкой набережной которой стояли шеренги танков 1-й гвардейской армии. Сделав крутой разворот над разрушенным собором, они выровнялись и медленно прошли над рейхстагом. Из кабины ведущего истребителя что-то опустилось вниз, и, медленно колыхаясь на ветру, развернулось Красное знамя! Гвардейский истребительный авиационный полк, к которому принадлежал Як-3, возил это знамя три года, весь свой длинный боевой путь через Восточную Европу после разгрома немцев у ворот Москвы. На знамени золотыми буквами было вышито одно только слово: ПОБЕДА.
Алан Кларк Падение Берлина[239]
К концу октября 1944 года Красная Армия совместно с Народно-освободительной армией Югославии освободила Белград, форсировала реку Тису в Венгрии и вышла к верховьям Дуная. Финляндия капитулировала, и русские, очистив от немцев Моонзундские острова, обеспечили себе доступ в Балтийское море. Лишь в центре линия фронта оставалась стабильной, а точнее говоря, Советское Верховное Главнокомандование, маскируя свои оперативные планы, скрытно готовило здесь широкую наступательную кампанию. Начальник генерального штаба ОКХ генерал-полковник Гудериан понимал, что удар русских не заставит себя долго ждать. По его оценкам, он должен быть нанесен, когда начнется немецкое наступление в Арденнах и станет очевидным его исход. Немецкое верховное командование раскроет свои планы, резервы будут задействованы, и тогда окончательный разгром вермахта превратится для русских в простую шахматную задачу, поддающуюся логическому решению.
В конце 1944 года численность немецких войск в Польше и Восточной Пруссии снизилась до опасного уровня.[240] Из 2299 танков и штурмовых орудий, выпущенных в Германии в ноябре и декабре, на Восточный фронт было направлено 921. Количество немецких дивизий по сравнению с летом 1944 года сократилось.[241] Из них более 30 дивизий оборонялись в Курляндии и Мемеле, прикрывая подступы к Балтийскому морю, где испытывались и проходили боевую подготовку новейшие подводные лодки гросс-адмирала Деница, и не могли принять активного участия в решающем сражении. Несколько десятков дивизий находилось к югу от Карпат, где русское наступление в Венгрии и окружение Будапешта приковывало к себе все большее число наиболее боеспособных дивизий из резерва ОКБ.[242]
Тем не менее, несмотря на наступательную операцию в Арденнах и кризисные ситуации на Балканах и в Венгрии к началу 1945 года немецкое командование вывело в резерв 12 танковых дивизий и держало их в готовности чтобы отразить надвигающийся русский удар. В декабре разведывательная служба ОКХ сообщила, что только на сандомирском плацдарме русские имеют более 60 стрелковых дивизий и 8 танковых корпусов. Две другие крупные группировки русских — 54 стрелковые дивизии и 6 танковых корпусов к северу от Варшавы — и примерно такая же по численности группировка на восточнопрусской границе свидетельствовали о том, что Советское Верховное Главнокомандование намерено нанести ряд последовательных ударов. «К моменту последнего удара, — заметил командующий группой армий “Центр” генерал Рейнгардт, — от нас останутся одни обломки».
Первоначально Гитлер собирался предпринять наступление в Арденнах в ноябре. В этом случае, даже если бы это наступление не дало ощутимых результатов, немецкое командование смогло бы вернуть танковые дивизии на Восточный фронт до начала советского зимнего наступления. Но фактически 5-я танковая армия генерала Мантейфеля и 6-я танковая армия СС Зеппа Дитриха перешли в наступление только 16 декабря, и как в штабе ОКХ в Цоссене, так и во временной ставке фюрера на Западе в Цигенберге с напряженным вниманием следили за ходом развернувшегося сражения. К 23 декабря нервы Гудериана не выдержали, и он отправился в Цигенберг, решив «просить о прекращении наступления, которое связано для нас с крупными потерями, и незамедлительной переброске всех сил, которые можно высвободить, на Восточный фронт». На этой стадии вмешательство начальника генерального штаба ОКХ было, однако, преждевременным, потому что в тот день, согласно официальной истории США, «попытка заткнуть прорыв превратилась в борьбу за выживание, так как все дивизии, переданные 1-й американской армии для нанесения контрудара… оказались вынужденными вести оборонительные бои, чтобы предотвратить новый немецкий прорыв». Только 24 декабря руководивший наступлением генерал-фельдмаршал Модель решил отказаться от первоначального плана прорыва к Антверпену в пользу «более ограниченного варианта», и было немыслимо, чтобы Гитлер начал выводить войска из боя, когда битва достигла кульминационной точки. «Кто сочинил всю эту чепуху?» — взорвался фюрер, когда Гудериан показал ему данные о сосредоточении советских дивизий в Польше. Попытка Гудериана привлечь внимание штаба ОКВ к Восточному фронту привела в конечном результате к тому, что две танковые дивизии СС, находившиеся в резерве в Восточной Пруссии, получили приказ направиться в Венгрию для «деблокирования» окруженного Будапешта.