Форма букв глаголицы сильно отличается от известных нам ныне: братья специально изменили их написание, чтобы славянские книги не походили на греческие, и конкуренты (немецкие монахи) не обвинили их в распространении греческого языка на «чужой» территории, то есть в греческой экспансии в славянские земли. В 868 году по пути домой, в Константинополь, просветители оказались в Венеции. Тогда римский папа Адриан II пригласил их приехать в Рим. Он одобрил их миссионерскую деятельность и благословил молитвенники на славянском языке.
Младшему брату не удалось вернуться на родину. Находясь в Риме, он заболел и умер. Перед смертью Константин постригся в монахи, приняв при этом имя Кирилла. Так что Кириллом он пробыл совсем недолго. Да и изобретателем той азбуки, которую мы сегодня называем кириллицей, он не был.
Кириллицу ввели в обращение ученики Кирилла и Мефодия. Пока был жив Мефодий, назначенный епископом Великой Моравии, его последователям ничего не грозило. Но после того как Мефодий скончался, начались притеснения его учеников со стороны моравских князей. Этому немало способствовали происки немецких монахов. В конце концов, тех, кто вел богослужение на славянском языке, изгнали из страны. Они переселились поближе к метрополии, в Болгарию. Здесь население тоже было по преимуществу славянским. Так что славянская азбука Кирилла и Мефодия очень пригодилась в этих краях. Теперь уже не было нужды таить ее греческое происхождение. Поэтому написание славянских букв упростили и сделали их более похожими на греческие. Делалось это еще и для того, чтобы облегчить славянским грамотеям освоение языка-первоисточника. В азбуке оставили буквы, для славянского языка бесполезные, например, сугубо греческие «кси» и «пси» и пресловутую «ижицу». Кстати, приблизительно так же поступили и древние римляне. Латинский алфавит заканчивается буквами X, Y и Z. Эти буквы используются только в словах, которые были заимствованы у греков. Название буквы «игрек» говорит само за себя: «и-грек», то есть «греческое и».
В Болгарии, даже при коммунистической власти, день Кирилла и Мефодия (24 мая) праздновался как День славянской письменности. В Советском Союзе о заслугах равноапостольных братьев говорилось скупо. Не всякий школьник, научившийся писать, знал о подвиге двух византийских священников, благодаря которому он приобщался к великому миру культуры. Более того, и слово «кириллица» широкого распространения не имело. Пользовались им, в основном, библиотечные работники. Слово, обозначающее славянскую, и в первую очередь русскую азбуку, стало привычным только с появлением персональных компьютеров: в операционных системах и других полезных программах славянская азбука называется «кириллической» (Cyrillic).
Когда-то давным-давно на улицах города Белостока звучали четыре языка, потому что в городе жили евреи, поляки, русские и немцы. Горожане были обычными людьми, не семи пядей во лбу, но каждый поневоле становился полиглотом, чтобы общаться с соседями или с торговцами на рынке.
Вот и сына учителя Марка Заменгофа как только не звали: и Лейзер, и Лазарь, и Людвиг. Мальчик был способен к языкам. Учась в варшавской гимназии он, как положено, выучил два «мертвых» языка (древнегреческий и латынь) и два языка «живых» (немецкий и французский), а потом самостоятельно принялся за английский. Если учесть, что с детства он знал русский, польский, идиш и иврит, то языковая база у Лазаря-Людвига была солидная. С такой базой выучить еще один язык – дело пустяковое.
Еще лучше – придумать язык совсем новый. Чтобы было в нем всего несколько грамматических правил. И легкое словообразование, с помощью приставок и суффиксов. И никаких исключений. И знакомые латинские буквы. И знакомые корни: на 60 процентов взятые из романских языков, на 30 – из германских и на 10 – из славянских. Такой язык было бы просто выучить всем людям во всем мире. Это было бы замечательное средство общения!
Проект нового языка Людвиг Заменгоф (Ludwig Zamenhof; 1859–1917) набросал уже в выпускном классе гимназии. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Филология не прокормит. К тому же такая заумно-футуристическая. Поэтому молодой Заменгоф изучал медицину в Москве, Варшаве, Вене – и стал врачом-окулистом.
Возможность представить миру проект, который повернет этот мир к всеобщему благу, счастливо совпала с порой женитьбы. Будущий тесть согласился на то, чтобы часть приданого была использована для публикации проекта международного языка. 26 июля 1887 года в Варшаве вышла сорокастраничная книжка (на русском, кстати, языке). Книжка называлась скромно: «Международный язык. Предисловие и полный учебник» («Lingvo internacia. Antaŭparolo kaj plena lernolibro»). Автор тоже был скромен. Книгу он подписал псевдонимом Doktoro Esperanto, то есть «Доктор Надежда».
Надежда объединить людей в одно счастливое (а как же иначе?) сообщество грела в то время сердца многих людей. Идея международного языка (как средства достижения всеобщего братства и мирного сосуществания народов) приобрела страстных поклонников во многих странах мира. Тем более что язык эсперанто и в самом деле оказался несложным. А ведь только простая идея может овладеть массами. Поэтому в начале XX века количество эсперантистов исчислялось миллионами. В СССР в 1920-х годах язык эсперанто считался языком грядущей мировой революции и широко изучался. В 1927 году даже была выпущена советская почтовая марка в честь 40-летия языка. На зеленом фоне – портрет Л. Заменгофа, а также заводы, фабричные трубы и краны, воздвигавшие что-то железное. Но – tempo ŝanĝi («времена меняются»). В 1937–1938 годах советских эсперантистов выкосили почти полностью, потому что очень уж вредным этот язык оказался. На нем, как доказали следственные органы, вели секретную переписку троцкисты, шпионы и террористы.
Приблизительно в то же время эсперанто и эсперантистов уничтожали в гитлеровской Германии. Всемирным языком (только недочеловеки понять этого не могут!) должен быть немецкий язык, а не какое-то сомнительное эсперанто, выдуманное к тому же русским евреем из польского города.
Сам врач-окулист Л. Заменгоф, придумавший язык для международного братства и любви и подаривший ему не свое имя, а красивый псевдоним, скончался 14 апреля 1917 года в Варшаве. Тогда Варшава еще не стала столицей независимой Польши. Варшаву оккупировали германские войска. И было еще много времени – 22 года – до следующей немецкой оккупации, когда погибнут почти все родственники Доктора Надежды.
В XVII веке в городе Бремене жил человек со странной для немецкого уха фамилией Неандер. Был он не иностранец, просто его дедушка Иоахим, музыкант и эрудит, решив облагородить свою обычную немецкую фамилию Нойман (Neumann – буквально: новый человек), перевел ее на язык древних греков: неа андер.
Нашего Неандера звали, как и дедушку, Иоахимом. После смерти отца Иоахим Неандер (Joachim Neander; 1650–1680) изучал богословие в родном Бремене. В 1671 году он уже был домашним учителем в Гайдельберге, а через три года переехал в Дюссельдорф и там работал учителем в латинской школе. Еще Иоахим слыл поэтом и музыкантом. Несколько сочиненных им гимнов и хоралов исполняются в протестантских церквах Германии до сих пор.
Земной жизни Иоахиму Неандеру было отмерено 30 лет. В 1679 году он стал священником в Бремене, но через год умер – вероятно, от чумы, довольно частой в те времена в Европе.
Живя в Дюссельдорфе, Иоахим Неандер любил ходить по окрестностям города, по долине реки Дюссель, природа которой вдохновляла его на творчество. Долина действительно красива. В этом месте река пробила меловые скалы. Заросшие зеленью утесы, многочисленные гроты и пещеры… Неандер посвятил долине несколько романтических стихотворений, чем прославил ее, а затем и себя. После смерти Неандера в 1680 году место назвали по его фамилии – Neanderthal («долина Неандера»).
Время течет и упорно стирает имена и факты. Гораздо упорнее, чем река Дюссель размывает меловые свои берега. Вряд ли кто-нибудь сегодня вспомнил бы учителя Неандера, ведь и долины, которую назвали в его честь, больше не существует. В XIX веке здесь начали добывать мел, перерабатывая на этот полезный продукт окружавшие долину горы. И в конце концов, уже все переработали.