Так что не стоит удивляться, что женщины-христианки перешли к закрытым одеждам, исключавшим указанную возможность обнажения.
Единственный случай полного обнажения перед мужчинами взрослой девушки или женщины в ранневизантийское время имел место в момент оглашения, а также во время совершения таинства крещения (Августин. О Граде Божием, XXII, 8; Кирилл Иерусалимский. Тайноводственные поучения, II; Иоанн Златоуст. Послание I к Иннокентию; VI беседа на Послание ап. Павла к Колоссянам).
Как известно, еще в IV–V веках крещение совершалось не над младенцами, а вполне самостоятельно во взрослом возрасте, либо даже на смертном одре после более или менее длительного периода оглашения. Такова была древняя христианская традиция. Как писал Тертуллиан, «христианами становятся, а не рождаются» (Апология, 18, 4).
Кирилл Иерусалимский в «Тайноводственных поучениях», произнесенных в 347–348 годах, говорит о том, что происходило во время таинства крещения: «Итак, не медля по входе вашем вы сложили с себя ризу… По сложении ризы вы были наги, подражая и в оном Христу, на Кресте обнаженному, через оное обнажение совлекшему Начала и Власти… О дивная вещь! Вы были наги перед очами всех и не стыдились. Подлинно вы носили образ первозданного Адама, который был наг в раю и не стыдился. Потом, совлекшись, вы были помазаны елеем заклинательным, от верха главы даже до ног, и соделались общниками доброй маслины, Иисуса Христа… После сего вы были ведомы ко Святой купели Божественного Крещения… И вы исповедали спасительное исповедание, и погружались троекратно в воду, и паки из воды появлялись» (О крещении, 2–4).
После выхода из купели происходило миропомазание. Ему посвящено следующее поучение св. Кирилла: «Оным знаменательно помазуются твое чело и другие орудия чувств. И когда видимым образом тело помазуется, тогда Святым и Животворящим Духом душа освящается. И, во-первых, помазаны вы были на челе, чтобы избавиться от стыда… Потом на ушах… После на ноздрях… Далее на персях: да облекшееся в брони правды, станете противу кознем диавольским» (О миропомазании, 3).
Первоначально в древнехристианских общинах крещение совершалось погружением в воду, полностью обнажившись. Женщины при этом распускали свои волосы, обычно длинные, если оглашаемая не была рабыней. С IV века крещение производилось в специально построенных для этого зданиях — баптистериях, обычно круглой формы.
Единственный шаг навстречу женской стыдливости был сделан в том, что в баптистериях существовали женские «отделения», или крещение совершалось поочередно над группой мужчин или женщин, не смешивая их. Однако таинство совершал все равно священник-мужчина.
По постановлению императора Юстиниана (Новеллы, VI, 6) при крещении женщин прислуживали диаконисы. По Правилам апостольским диакон при крещении женщин помазывал только чело, после чего остальное помазание совершали диаконисы (Правила апостольские, III, 15).
В мужских монастырях это правило, естественно, не было обязательным в силу отсутствия женщин (Иоанн Мосх. Луг духовный, 3). В рассказе Иоанна Мосха говорится, как пресвитер монастыря Пентуклы в Палестине Конон приходил в смущение, когда ему приходилось помазывать женщин. Однажды он два дня не мог решиться совершить таинство над прекрасной персиянкой. Лишь чудесное явление св. Иоанна Крестителя укрепило дух настоятеля, и с тех пор он совершенно не обращал внимания на пол того, кого крестил.
Омовение в купели во время паломничества в святые места осуществлялось отдельно для женщин и для мужчин. Над Силоамским источником в Иерусалиме были устроены два бассейна, между которыми находилась решетка. Можно предположить, что уже с ранневизантийского времени омовение совершалось не в обнаженном виде, а в длинных ритуальных одеяниях.
Говоря об известной диаконисе Олимпиаде, Палладий Еленопольский отмечает, что «если у нее была крайняя необходимость в бане, она сходила в воду в хитоне, стыдясь, как говорят, самой себя» (Палладий. Диалог с Феодором, XVII).
Для девушек, ведущих христианский аскетический образ жизни в миру, предписывалось следующее: «Никогда не раздевайся догола; ночью и днем пусть одеяние покрывает плоть твою… Но и ты сама, раздеваясь, не рассматривай тела твоего…» (Пс. — Афанасий. О девстве, 11).
Интереснейший пример приводит Палладий Еленопольский в «Лавсаике». Старец Серапион обратился к затворнице, просидевшей много лет в келье, чтобы испытать, насколько она умерла для мира. «Если ты хочешь уверить меня, что ты умерла для мира, то пойди в город к церкви и сними с себя все платье, положи его на плечи и ступай по городу, а я пойду рядом в том же виде». Затворница сказала: «Но тогда я многих соблазню таким бесстыдством… Прикажи мне сделать другой подвиг. Теперь я еще не дошла, а только молюсь, чтобы дойти до такой степени». Таким образом, Серапион дал деве урок смирения (Палладий. Лавсаик, 72).
Св. Мария Египетская, которую в пустыне встретил монах, отвернулась от него и сказала: «Нельзя мне оборотиться и показаться тебе на глаза, ибо я женщина и совсем нага, и срам моего тела ничем не прикрыт. Дай мне свое рубище, чтобы мне скрыть то, что выдает во мне женщину, и я повернусь к тебе» (Житие Марии Египетской, 1). Это произошло после 47 лет ее пребывания в пустыне.
Во времена массовых крещений в Константинополе из-за религиозно-политических конфликтов могли происходить случаи, подобные описанному Палладием Еленопольским. В ночь массового крещения в Констанциевых банях противник Иоанна Златоуста Акакий начал избиение крещаемых. «Даже жен, которых природа учит особенно стыдиться в наготе, не щадили» (Пс. — Мартирий Антиохийский. Житие Иоанна Златоуста), и «обнаженные жены вместе с мужами обратились в бегство, предпочтя этот постыдный побег опасности быть убитыми или оскверненными» (Палладий. Диалог с Феодором, IX).
Запрет на обнажение не касался только общественных бань. Впрочем, юные девушки и молодые замужние женщины туда без особой нужды не ходили.
Публично обнажаться могли только проститутки и актрисы. В театрах Ранней Византии иногда зрителям представляли обнаженных купальщиц, плававших в бассейне на потеху публике. Все это несколько неожиданно сочеталось в общественном сознании с особым статусом атлетической наготы, а обнажение женщины перед своими рабами было по-прежнему так же морально немаркируемо, как и обнажение перед животными.
Даже после смерти женская стыдливость брала свое. Иоанн Мосх рассказывает, как однажды в Теополе в склеп к умершей юной девушке забрался грабитель, который совлек с ее тела все одежды и «оставил девушку голой, какой она была при рождении». Чудесным образом девушка ожила и схватила грабителя, сказав: «Как ты, будучи христианином, допустил, чтобы я нагой предстала перед Христом, не устыдившись, что я женщина? Пока я была жива, никто чужой не видел лица моего, а ты теперь совлек с меня одежды и увидел мое обнаженное тело… Одень меня, как я была одета». После этого она вновь упала мертвой (Иоанн Мосх. Луг духовный, 78).
Еще одним интересным примером может служить видение римской паломницы Павлы в Святой Земле. Иероним пишет, что ей привиделось, как у гробниц пророков «в воздухе вверх ногами висели женщины, но их юбки, однако, не задирались» и не обнажали тел (Иероним. Послания, 103, 30).
В Ранней Византии в целом господствовало классическое отношение к месячным как к глубоко приватному личному делу женщин, которое не должно мешать им выполнять домашние и общественные обязанности.