Но надежды Георгия Степановича не оправдались. В ответ он услышал от следователей Кириленко и Моргуля грубую брань, оскорбления, угрозы. Показания, которые давал Жженов, их не устраивали. Им было нужно признание.
Конечно, никто не был свидетелем истязаний и издевательств, которые учинили палачи Кириленко и Моргуль над Жженовым, но из нашей практики привлечения следователей-преступников к уголовной ответственности за применение незаконных методов следствия мы знаем, как они без смущения рассказывали на суде об этом «конвейере», считая его одним из самых «эффективных методов разоружения врагов». Они веровали сами и пытались убедить судей, что делали «правое дело», боролись с «врагами», которых «голыми руками не возьмешь», для них нужны «ежовые рукавицы». И снабдил их ими не кто иной, как сам Сталин.
А теперь обратимся к самому первому протоколу допроса, от 7 июля 1938 года, который следует за ордером на арест и как бы сразу оправдывает решение об аресте Георгия Степановича.
Из учиненных в протоколе допроса записей следует, что Жженов дал согласие Файвонмилю стать агентом американской разведки, получил задание собирать сведения о воинских частях Красной Армии, об их расположении в Ленинградском военном округе и вооружении; установить место нахождения в Ленинграде военных заводов и сообщать о количестве вырабатываемой ими продукции.
«Сочинителей» этих показаний нисколько не смущало, насколько нереальны подобные задания для человека, чья профессия — киноактер.
Что же «передал» Жженов американской разведке?
Он «сообщил» о перспективах развития Комсомольска-на-Амуре, о его промышленном и военном значении (ведь артист Жженов только что возвратился из Комсомольска-на-Амуре, где участвовал в съемках кинокартины).
«Сообщил» американской разведке он и о «политических настроениях киноработников «Ленфильма», где трудился с 1932 года (оказывается, в этом американская разведка остро нуждалась!).
На последующих допросах Жженов требовал от следователей записать, что показания первого допроса являются вымышленными. Он подтвердил лишь факт случайного знакомства с Файвонмилем и последующих встреч с ним, подчеркивая, что они всегда происходили в присутствии других лиц и были вполне невинными. Подобный поворот событий не устраивал следователей, но Георгий Степанович был тверд, непоколебим. Он вступил в открытую борьбу с фальсификаторами, заранее предвидя, что его ожидает…
С этого времени Жженов пишет одну за другой жалобы, пишет всем, как он выражается, от кого может зависеть вмешательство в объективное решение его судьбы.
Но все его письма «канут в Лету». Многие из них вообще не выходили за пределы тюремных стен или лагерей. Действовала жесткая цензура, тем более в отношении письменных заявлений, где сообщалось о пытках и избиениях.
А те жалобы, которые все же прорывались через запретные ограничения и кордоны и поступали адресатам, как правило, надлежащим образом не рассматривались.
Так обстояло дело, к глубокому сожалению, и в аппарате Прокуратуры СССР, и в аппарате Главной военной прокуратуры, сотрудники которых обязаны были нести повышенную ответственность в надзоре за соблюдением законности в отношении лиц, находящихся под следствием или отбывающих наказания в местах лишения свободы.
Несколько жалоб Жженова все же дошли до Главной военной прокуратуры. Их разыскали в подвале-архивохранилище, где они пролежали почти 20 лет.
Стоит некоторые выдержки из них процитировать:
«Во имя каких «высших соображений» — известных только моим следователям, — спрашивает Жженов, — и никому больше, нужно было посадить меня в тюрьму, оклеветать и сделать преступником?» Но ответа на свой вопрос Жженов так и не получил.
Просил он Верховного прокурора обратить внимание на следующее:
«В результате грубого, тенденциозного, антисоветского метода следствия, в результате ряда издевательств морального, психического и физического порядка я был вынужден поставить подпись под выдуманной, лживой, детективной историей». И вновь в ответ — молчание. Жженов даже с некоторой долею иронии рассуждает: «Меня обвиняют в шпионаже в войсках ЛВО и в оборонной промышленности Ленинграда. Чудовищно и смешно?! С таким успехом досужая фантазия моих следователей могла приписать мне поражение, понесенное англичанами от немцев при Ютландском бое, в империалистическую войну (забыв дату моего рождения) и т. д.».
Не сумел Жженов кого-либо убедить и своим проникновенным заявлением:
«Я много видел и перенес, несмотря ни на что был, есть и буду честным советским человеком».