- Нет, Шом, знать это одно. А ты попробуй понять это. Я пока всё не потерял, не понял этого всего. Всё это время, я, как и ты не понимал, почему ему хорошо, а мне плохо. Почему тот живёт, а мой друг умирает. А почему так, а почему эдак? Наконец-то всё. Точка. Ответ один: «Потому что так решил Аллах, и на всё Его воля». Скажи спасибо тому, что у тебя есть. Молись, и если ты это делаешь от сердца, Он всегда воздаст.
- Прямо вдохновение после брачной ночи.
- Да пошёл ты. Я для кого тут это всё говорю?
- Я понял. Больше ни каких вопросов к Всевышнему.
- И курить брось.
- Это обязательно?
- Да. Просто как будешь брать сигарету в руки, произноси слова молитвы.
- Жестоко.
- Я у Хакима дома был, забрал его блокнот.
- И? Там есть что-то? Ты понял, почему он это сделал?
- Нет, кто-то вырвал три листа из блокнота.
- Как так? Зачем он их вырвал?
- Я думаю это не он. Зачем ему рвать свои записи? Скорее всего, его брат.
- Что там было такого, что он посчитал это лишним?
- Без понятия, Шом, видно Хакиму было, что скрывать от нас.
- Он где-нибудь пишет, что на мужиков иначе смотрит?
- Нет. Ни слова о том, что ему нравятся мужчины. Так абсолютно нормальный.
- А может ему стало стыдно признать эти чувства и он, чтобы не быть геем покончил с собой?
- Я тоже такое допускал, но столько есть геев и они спокойно ходят в мечеть. Их не отличишь от натуралов. Не думаю, что его именно стыд перед своей ориентацией толкнул на такое. К тому же, если он и был геем, он не имел контакта с мужчинами. Получается, ему нечего было стыдиться.
- Тогда я не пойму, как такой Богобоязненный человек как он, смог совершить подобное.
- Одному Аллаху известно. Может действительно, он думал, что если умрёт он, круг моих страданий замкнётся?
- Тормози, чтобы твои проблемы прекратились, надо умереть твоим друзьям? Я что следующий? Прости, Омар, но я отрекаюсь от тебя.
- Вот ты…, так значит, да? Кидаешь мня?
- Да иди ты. Хорошо устроился. Сам натворил делов, а наказанием стала смерть твоих друзей. Ещё чего.
- Ну, брось, над таким нельзя шутить, Шамиль.
- Ладно, я поеду. Ибрашка тоже ждёт меня. Завтра, какие планы?
- Мы с Хатидже поедим на лошадях кататься.
- Долго?
- Я позвоню тебе.
- Хорошо. Ну, давай, любитель жёсткой любви, до завтра.
- Я тебе сказал, я не знаю, кто и зачем включил Rammstein.
- Ой, оставь эти отмазки уже.
Попрощавшись с Шамилём, я направился в спальню.
- Шома ушёл? – спросила Хатидже, отодвинув мне одеяло.
- Да. Завтра с ним погуляем, а потом с тобой на лошадях покатаемся.
- Это хорошо.
Обняв крепко Хати, мы укрылись одеялом и заснули. Спустя пару часов в полной тишине и темноте, я услышал какие-то звуки. Медленно открывая глаза в полусонном состоянии, я пытался разглядеть в тёмной комнате лицо Хатидже.
- Хати? Принцесса моя, ты спишь? – спросил я, потянувшись к её лицу.
Погладив ей щёку и поцеловав её, я лёг обратно, пытаясь заснуть. За дверью снова были слышны чьи-то шаги. Прислушиваясь, я стал вспоминать, кто сегодня из прислуги ночует дома. Пока я думал, дверь в нашу комнату приоткрылась, и кто-то стал подходить ко мне.
- Ванесса, ты? Почему ты входишь без стука? – недовольно спросил я.
Я хотел подняться с места, чтобы поругать Ванессу за подобную наглость, но тут меня как парализовало. Впритык к нашей кровати подошёл Хаким. Он стоял, как ни в чем небывало и смотрел мне в глаза. Его руки были слегка искривлены. Было ощущение, что он сломан. Улыбаясь, он смотрел прямо в мои глаза. Сидя в постели и смотря на него, меня начало тошнить. Хаким сунул руку в карман и что-то вытаскивал оттуда. Пытаясь как-то отойти от шока, я хотел встать с места, но меня как прибили к кровати. Моё тело было твёрдым и не подвижным. Хаким вынул из кармана белого, дохлого, голубя. Протягивая руку ко мне, я видел, как тряслась голова птицы на тонкой и длинной шее. Продолжая улыбаться мне, он швырнул птицу на спящую Хатидже. От увиденного, я пришёл в ужас и, не выдержав, закричал. Услышав мой крик, Хаким недовольно скорчил лицо. Смотря на него, создавалось впечатление, что его внешность вот-вот треснет и распадётся на части. Я понимал, что больше не могу наблюдать за ним и, развернувшись к Хатидже, начал трясти её, пытаясь найти голубя.
- Омар, Омар! – кричала Хати, дёргая меня за плечи.
Я резко открыл глаза. Ничего не понимая, я внимательно смотрел на жену.
- Родной мой, что с тобой? Ты так плохо спал, дергался.
- Никто не входил сюда? – перепугано спросил я.
- Нет. Кто посмеет к нам в комнату войти?
Отодвинув одеяло, я направился к ванной. Умывая своё лицо холодной водой, я смотрел на себя в зеркало и пытался понять, что же случилось. Чувство тошноты меня не покидало. Вспомнив неприятное тело Хакима, меня ещё сильнее затошнило. Не выдержав, я нагнулся к унитазу и вырвал. Услышав это, Хати поднялась с места и подошла ко мне.
- Что такое, Омар? Тебе плохо? Позвать кого-нибудь?
- Нет, всё хорошо. Мне уже легче, - сказал я, открыв кран с холодной водой.
Умывшись, я обнял Хатидже и зашёл в спальню. Мы легли в кровать и укрылись. Хатидже крепко обнимала меня, периодически целуя в шею.
- Я Хакима увидел, - сказал я, гладя по плечу любимую.
- Ай, Аллах, не уже ли его душа не покинула землю. Аллах не простил его наверно.
- Что ты такое говоришь? Аллах всех прощает. Ты что никогда умерших во сне не видела? Это не от прощения зависит, Хати.
- А что он сказал?
- Ничего, молча стоял.
- Завтра я испеку сладости, отнеси его семье.
- Хорошо.
Хатидже положила голову мне на грудь и, поцеловав меня, заснула. Я пролежал с открытыми глазами, смотря на потолок, до самого утра.
Спящий город, разбудил Азан. Для меня нет ничего прекраснее, чем слышать каждое утро призыв к молитве. Совершив намаз, я вышел на балкон. Смотря на спокойный и красивый вид Манамы, я вспоминал свой сон и пытался понять, к чему мне Хаким показывал эту птицу.
- Омар?
- Хати, проснулась уже?