Через много лет в Сидоне Теннес, прежде чем сдаться Артаксерксу и выдать ему верхушку городской знати, должен был покинуть город и прибыть в место, находившееся вне городской юрисдикции. Еще позже тирская община в отсутствие царя начала переговоры с Александром, но к тому времени (как это было и много веков ранее с Библом) вся материковая часть Тирского государства уже была под властью македонского завоевателя. Об этом ясно говорит предложение тирских посланцев Александру принести жертвы Гераклу-Мелькарту в его храме, расположенном на материке в Палетире (т. е. в Ушу — практически материковой части самого Тира), что вызвало гнев полководца (Curt. Ruf. IV, 2, 3–5). Несколько раньше (IV, 2, 2) Курций Руф объясняет причины такого предложения: Тир предпочитает быть в союзе с македонским царем, но не подчиняться ему. Видимо, принесение жертвы в храме бога — покровителя города вело к признанию тирийцами власти Александра; Палетир уже и так находился в его руках. Следовательно, для тирской общины было неважно, что материковая часть государства находится в руках чужеземца, ей было важно, чтобы тот не вошел в сам город и его храм.
Из всего этого можно сделать вывод, что полномочия общины и ее органов распространялись на столицу государства, включая порт, и явно участки граждан у стен города. Над всем же государством она власти не имела. Внешнеполитическую инициативу община и ее органы могли проявлять только в исключительных случаях, когда царя по тем или иным причинам не было в городе, а самому городу грозила непосредственная опасность. Характерно, однако, что тирская община включила в состав посольства к Александру сына своего царя, видимо, чтобы придать своей миссии большую законность.
Члены общины, граждане города, могли служить в армии. Например, Иезекиил (27, 11) упоминает «сынов Тира», которые вместе с «сыновьями Арвада» охраняли городские стены. Это имеет очень большое значение, учитывая, что в древности военная служба и гражданский статус были тесно связаны.
Сообщение Иезекйила свидетельствует, что названием граждан города было «сыны (соответственно для женщин — дочери) города». В амарнской переписке используется термин «люди города». Учитывая, что эти письма написаны на аккадском языке, бывшем тогда языком международных общений, можно полагать, что обозначение граждан как «людей», а не как «сынов», просто воспроизводит обычную аккадскую терминологию. В Угарите граждане именовались «сынами» и «дочерями» этого города (Shedletsky and Levine, 1999, 335). Вероятнее всего, что и в финикийских городах собственными названиями граждан были сыновья и дочери, так что радикальных изменений на рубеже тысячелетий в этом плане не произошло.
Несколько сложнее обстоит дело с царским титулом. В амарнских письмах неоднократно упоминаются цари финикийских городов, носившие титул царя данного города: царь Акко, царь Берита, царь Сидона, царь Тира (напр.: ЕА, 88, 46; 92, 32–34 и др.). В I тысячелетии до н. э. титулатура немного изменяется. Царь именуется уже царем тирийцев, царем си-донян, причем самое раннее упоминание титулатуры этого типа встречается пока в конце VIII в. до н. э. (Bordreuil, 1986, 298–302). Можно было бы, как и в предыдущем случае, просто отметить использование авторами амарнских писем аккадских титулов, ибо в Месопотамии обычным было выражение «царь такого-то города или такой-то страны». Однако и угаритский царь назывался царем Угарита, а не угаритян (Gray, 1969, 289; Bordreuil, 1986, 301). В переписке между царями Тира и Угарита первый также назван царем именно Тира (Lipinski, 1967, 282). Означает ли это изменение самой концепции царской власти и ее отношений с общиной (ср.: Cacot, 1986, 308)? Выше уже говорилось о том, что и во II тысячелетии до н. э. царь был должен считаться с общиной, следовательно, роль последней была весьма значительна. Никаких данных об особом усилении этой роли в последующие века нет. Поэтому в качестве гипотезы можно предположить, что во II тысячелетии до н. э. финикийский царь находился под сильным не только политическим, но и культурным влиянием крупных соседних держав, монархи которых именовались царями города или страны. В период крушения или ослабления этих держав выросла и культурная самобытность финикийцев, и они восприняли (или восстановили) в титулатуре царей обозначение не города, а его граждан. Едва ли это означает усиление роли общины за счет власти царя. Но все же в свой столице царь с этой общиной, несомненно, должен был считаться.