Экранная «Полесская хроника» стала поистине итоговой работой для Виктора Турова, вобравшей опыт его двадцатилетнего пути в кино. Здесь многое сошлось, много она в себя впитала: и исповедальный лиризм «Я родом из детства», и эпическую основательность «Времени ее сыновей», и углубленный психологизм «Чертопханова», и социальную страстность «Воскресной ночи».
От лирической исповеди — к эпосу, от судьбы поколения — к исторической судьбе нации, народа… В таком направлении двигался Виктор Туров к «Полесской хронике», постепенно обретая широту и масштабность взгляда на мир. Повествуя как бы только от лица своего поколения, он, в сущности, рассказал о самых важных, значительных этапах жизни и нашей страны,— от первых послереволюционных лет до сегодняшних дней.
Здесь, на самом высоком витке творческой биографии Виктора Турова, можно было бы поставить точку. Но, как справедливо заметил однажды Сергей Федорович Бондарчук, «никакой художник не кончается ни с одним, самым высоким своим произведением,— он должен быть выше. Больше, шире, дальше. Художник всегда больше того, что он сделал. Так должно быть, такова мера вещей. Плохо, если приходится становиться на цыпочки перед собственным фильмом».
Мы встретились в очередной раз с Виктором Тимофеевичем Туровым через несколько месяцев после окончания «Полесской хроники». Годы работы над экранизацией дались ему нелегко: белые искорки, раньше лишь кое-где поблескивавшие в волосах, превратились в ровную, сплошную седину. Но он говорил молодо и заразительно: о том, что после такой высокой литературы не пойдет отныне даже на малейший компромисс, о том, что при экранизации испытал счастье, о том, что новая картина обязательно должна быть не хуже «Хроники». Впрочем, самое время предоставить слово ему самому.
— Экранизации «Полесской хроники» И. Мележа,— рассказывает режиссер,— я отдал все силы без остатка, все свои мысли и переживания, сейчас чувствую огромную усталость и творческое опустошение. Но, впрочем, я уверен, что, забрав все силы, «Полесская хроника» станет импульсом для дальнейших поисков, для новых работ. В частности, сейчас думаю об экранизации повести Г. Бакланова «Меньший среди братьев»; в моих планах — еще одна работа.
Много лет меня преследуют воспоминания о Европе 1945 года, куда нас вместе с матерью и сестренкой забросила война. Позади остались ужасы концлагеря, издевательства, побои, впереди открывалась новая жизнь, осененная салютом Победы. У меня осталось ощущение от того времени как от праздника интернационального братства, обретенного народами после страшных испытаний, крови, пепла крематориев. В лагерях для перемещенных лиц все говорили на разных языках, но было такое чувство, словно все друг друга понимают. И над всеми витал дух дружелюбия, духовного родства, выстраданного в общей неволе. Казалось, что так будет вечно, что народы, купив высокой ценой долгожданную свободу, будут оберегать ее как самое высокое достояние. И на земле воцарится разумное человеческое общежитие.
Вот об этой счастливой весне 1945 года, сулившей народам много надежд, я хочу напомнить сейчас, когда в мире так неспокойно.
Этот замысел родился давно, но стал обретать видимые очертания лишь во время работы над «Полесской хроникой» — она свела с людьми, подарила встречи, которые для меня оказались очень важными. Так, во время демонстрации «Людей на болоте» на фестивале в Карловых Варах мы познакомились с чешским драматургом Заградником, известным у нас по пьесе «Соло для часов с боем», и оказалось, что он давно вынашивает сходный замысел. Обсуждая сценарий «Дыхания грозы» с драматургом Евгением Григорьевым, мы как-то непроизвольно разговорились о планах, и моя идея увлекла, заразила его. А позже, на открытии литературного музея Ивана Павловича Мележа в Хойниках, встретившись с известным белорусским прозаиком Борисом Саченко, я узнал, что и его волнует эта же тема, что и он пережил нечто схожее, и сейчас, спустя четыре десятилетия, в нем «бродит» желание рассказать о пережитом.
На «Фиесту 1945 года» (так для себя я определил мучающий меня замысел) работают все впечатления, подчас, казалось бы, и не связанные впрямую с будущей работой. Так, недавно снова оказавшись перед полотнами народного художника СССР Михаила Савицкого, я словно впервые открыл для себя его цикл «Цифры на сердце». Очень захотелось встретиться с ним, выговориться самому, выслушать его воспоминания. Думаю, что картины Михаила Андреевича, рожденные памятью сердца, могут стать составной частью фильма, как бы призмой преломления этого трагического жизненного материала.