Отмахнулся Николай Степанович от моего доклада и пригласил присаживаться к столу:
– Надеюсь, долетели нормально? И с самолетом все хорошо? – спросил сразу же, как только я уселся.
– Так точно! – пришлось вставать и докладывать.
– Полноте, Сергей Викторович. Довольно. Присаживайтесь и рассказывайте.
Ну, раз нужно, то можно и рассказать о том, как добрался в столицу. Правда, сомневаюсь, что Батюшина так уж мои дорожные приключения интересуют. Скорее всего, Николаю Степановичу нужно время, чтобы окончательно принять какое-то решение. Какое? Вот в чем вопрос. Особенно если принять во внимание недавнее отречение Николая. Довольно-таки странное отречение.
– Так говорите, все у вас хорошо? – задумался на миг Николай Степанович. Выбил глухую и причудливую дробь пальцами по лакированной столешнице и решительно выдохнул: – Ладно. Хватит ходить вокруг да около. А скажитека, Сергей Викторович, что вы обо всем этом думаете?
– О чем именно? – осторожно уточнил.
– Да обо все этом! – показал глазами на портрет нового государя Николай Степанович, да вдобавок еще и характерно так рукой вокруг себя обвел.
– Ничего не думаю, – попытался увильнуть от разговора. Не вышло.
– Сергей Викторович, – протянул с укоризной в голосе Батюшин. – Ну не хотите мне говорить, так это ваше право. Догадываюсь, что вам было запрещено ранее говорить с кем-либо на подобные темы, но сейчас не тот момент… Да и этот кабинет предполагает относиться к его хозяину с куда бо́льшим доверием и откровенностью… Не находите? Нет? Жаль, очень жаль. Тогда хотя бы меня выслушайте мои выводы и предположения. Глядишь, и передумаете играть в молчанку…
Генерал поднялся на ноги, жестом придержав меня на месте. Шагнул к окну, выглянул на улицу и развернулся ко мне лицом:
– Николай Александрович сразу же после отречения уехал в Крым. Вместе с семьей.
Шагнул вперед и развел руками:
– Не понимаю! И все! Такие блестящие победы! Одно только взятие Проливов чего стоит! А Константинополь? И после всего этого добровольное отречение… Не понимаю! И ладно бы Михаилу Александровичу державу передал, это бы мы все поняли и приняли. Но кому? Олегу?! Мальчишке!
Николай Степанович шумно перевел дыхание, присел к столу и тут же снова вскочил, отошел к стене:
– Ходят упорные слухи, что настоящей причиной отречения стало совсем другое – государь испугался старого пророчества…
Батюшин замолчал, потянул драматическую паузу, словно вынуждая меня проявить любопытство и заинтересоваться только что сказанным. А мне не любопытно. Я про это пророчество давно знаю, еще оттуда, из той своей жизни. И меня сейчас весьма настораживает вся эта нарочи́тая патетика. Как-то подозрительно она выглядит в этих стенах. На кого рассчитана? Точно не на меня… А тогда на кого? А пауза-то затянулась. Похоже, придется очень аккуратно подыграть Николаю Степановичу:
– Не слышал. Что за пророчество?
– Не знаете? Странно. И про монаха Авеля не слышали? Ну как же? Впрочем, вполне возможно. Сей монах весьма искусно пророчествовал. Видел, так сказать, будущее… И рассказывал о своих видениях государям. За что неоднократно был взят под стражу и отправлен в заключение. Видимо, не совсем добрыми были те предсказания… – Ба́тюшин мягко оттолкнулся от стены и, бесшумно ступая, переместился к столу, наклонился в мою сторону. – Скорее, совсем недобрыми… Вам это ничего не напоминает?
– Нет. А это должно мне что-то напоминать? – постарался не выказать своих эмоций. Да что он все ходит вокруг да около? Давно пора переходить к делу!
– Не знаю, не знаю… Но вот что самое интересное… – наконец-то выпрямился Николай Степанович, перестав нависать надо мной. – Все эти так называемые пророчества сбывались!
– А я-то тут при чем?
– Сергей Викторович, похоже, вы в своей Сибири успели забыть о том, какое ведомство я имею честь возглавлять. Неужели думаете, что и ваши так называемые пророчества остались мне неизвестными? Я даже знаю о том, что именно вы напророчили Николаю Второму.
– И что? – не стал отказываться. Ну, знает, велика ли беда. Я и вправду никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Марии Федоровны. Значит, утечка произошла из окружения, причем ближайшего окружения, государя. Уже бывшего государя.
– Да то, что ваши слова полностью совпали со словами Авеля! Вы знали о том, что император Павел перед своей смертью оставил запечатанное послание для своих потомков, которое нужно было вскрыть ровно через сто лет?