Правда, стихотворение «Ласточка» (1792–1794) было не раз опубликовано:
Известно было и стихотворение «Призывание и явление Плениры», где умершая супруга явилась поэту в виде потока белого тумана, и он услыхал ее рекомендацию: «Миленой половину / Займи души твоей»[847].
Последние примеры подводят нас еще раз к затрагивавшейся на этих страницах теме. В предисловии к сборнику стихов Бориса Нелепо Иванов вспоминал свое первое впечатление от его творчества:
Помню: читали мне вслух рукописную повесть, в ласкающую прозу которой вплетены были его неизвестные мне стихи. Помню, как встрепенулся я и стал допрашивать об авторе песенки:
Песенка Нелепо развивает блоковскую символику встречи с Прекрасной Дамой и Незнакомкой — корабли, ступени церкви, где она «явила облик», «черный плащ» с блестевшей «серебристой каймой», которую настроенный Ивановым читатель заметит и в другом любовном стихотворении из той же книги[848]. Можно предположить, что Иванов «встрепенулся» именно из-за узнавания в тексте молодого поэта «мистического дискурса». Схожим образом вел себя и В. Соловьев, открыто или подспудно отмечавший стихи с упоминанием лазурных (небесных) очей, хотя бы у автора это был просто распространенный epitheton ornans для цвета глаз возлюбленной[849]. Примеры, разобранные выше, при всей их внешней разобщенности свидетельствуют об ином, не литераторском отношении к чужому слову, основанном на идентичности переживания и способов его выражения[850]. Дело решается просто, если мы предположим, что писатели-мистики похожими словами и символами описывали сходный внутренний опыт. Но мы не можем исключить ни накопления описательных средств за долгую историю взаимоотношений литературы и мистики, ни знакомства с ними заинтересованных авторов. Возможно, именно с этой точки и следует начинать отвлеченно размышлять на тему мистицизма в литературе.
Неочевидный смысл очевидных фактов:
А. М. Ремизов и журнал «Аполлон»
Некоторые события литературной жизни, не получившие отражения в переписке или в дневниках и воспоминаниях современников, можно обнаружить на страницах мемуарных книг. За автобиографической прозой А. М. Ремизова давно и прочно закрепилась роль документального источника, живописующего литературно-художественный быт первых десятилетий XX столетия[851]. Вместе с тем в ремизовском нарративе факты часто переплетаются с фантазиями, поэтому отделение реального от мифического представляет собой непростую задачу. Показательной в этом смысле представляется история с публичным чтением повести «Неуемный бубен» в журнале «Аполлон» и последовавшим отказом в публикации. Даже несмотря на неоднократные обращения к ней самого писателя, она, безусловно, нуждается в дополнительном прояснении.
Современный научный комментарий отражает существенные разночтения по вопросу, когда, собственно, состоялось чтение. Исходной причиной неверных датировок[852] является глава «Язва» из книги «Кукха. Розановы письма» (1923). История с «Аполлоном» перечисляется здесь вместе с обвинением в плагиате — в ряду несчастий, свалившихся на писателя в одном злополучном году:
Наступил 1909 г. и все кувырнулось. Простудился — воспаление легких. <…> А выздоровел, написал повесть «Неуемный бубен», прочитал в «Аполлоне», — не приняли. <…> И как на грех А. А. Измайлов из побуждений самых высоких, сберегая литературную честь, написал про меня в вечерней Биржовке[853]…
На самом деле в основу рассказа положена случайная (или намеренная) инверсия. Скандальная статья, обвинявшая писателя в плагиате, была напечатана 16 июня 1909 года[854], а презентация повести в «Аполлоне» состоялась 11 февраля 1910-го[855]. Оба сюжета не только существенно разнесены во времени, но вообще не имеют между собой прямых причинно-следственных связей.
Привязанность к заданной автором «Кукхи» датировке приводит и к другому неубедительному суждению: будто бы повесть «Неуемный бубен» первоначально называлась «Недобитый соловей» и работа над ней началась еще в конце 1908 года[856]. Действительно, в это время Ремизов работал над повестью «Недобитый соловей», о выходе которой журнал «Золотое Руно» сообщал с января по июнь 1909 года. В письме от 31 января секретарь издания Г. Э. Тастевен передавал Ремизову просьбу Н. П. Рябушинского, владельца и редактора-издателя журнала: «…позволю себе затронуть практический вопрос: Николай Павлович очень просил Вас сообщить, к какому сроку будет закончена Ваша повесть „Недобитый соловей“, уже давно анонсированная нами. Это тем важнее, что мы получаем запросы от наших читателей»[857]. Следующее письмо Тастевена (от 7 февраля), очевидно обнадеженного писателем, еще выражало оптимизм: «Очень рад, что мы скоро получим начало Вашей повести»[858]. Спустя два месяца, в письме от 4 апреля 1909 года, Ремизов сообщил М. А. Кузмину о том, что закончил «вчерне» первую часть «Недобитого соловья»: «Сейчас сижу букву к букве пригоняю, но, как следует, думаю отделать, как все кончу»[859]. Однако с седьмого номера упоминания о повести исчезают со страниц «Золотого Руна».
Работа над ней между тем продолжалась. Даже в конце года Кузмин был уверен в скором появлении в печати «произведения под названием „Недобитый соловей“», сулящего «показать широкую картину современной жизни», о чем он писал в рецензии на сборник рассказов Ремизова, выпущенный петербургским издательством «Прогресс» в ноябре 1909-го (на титуле книга датирована 1910 годом)[860]. Из ремизовских мемуаров известно, что в сентябре 1910 года писатель жаловался К. Чуковскому на творческие проблемы с текстом повести «В поле блакитном»[861]. Возможно, «Недобитый соловей» как раз и являлся одним из первоначальных вариантов этой повести: спустя почти два десятилетия Ремизов опубликует книгу «Оля» (1927); в ее первую часть — «В поле блакитном» — войдет рассказ «Недобитый соловей»[862].
История взаимоотношений с редакцией «Аполлона» первоначально складывалась для писателя вполне обнадеживающе. Инициатор издания С. К. Маковский 6 мая 1909 года направил Ремизову, как и ряду других предполагаемых авторов, письмо с приглашением:
В субботу, 9-го мая, состоится первое собрание «Аполлона» в помещении редакции — Мойка, 24, кв. 6. Я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть Вас в числе сотрудников на этом первом и последнем до осени, сборище «аполлоновцев». Начало в 8 ½ ч<асов> веч<ера>. Жму Вашу руку. Искренне Вам преданный Сергей Маковский[863].
Вероятнее всего, Ремизова на этом заседании не было[864], хотя он, несомненно, рассчитывал принимать ближайшее участие в новом периодическом издании. Вскоре случились история с плагиатом и последовавшие за ней болезни. На какое-то время писатель оказался вне литературного процесса. Не обнаружив себя в списке сотрудников журнала «Аполлон», опубликованном в газете «Речь»[865], Ремизов счел тот факт следствием искусственной изоляции от периодической печати.
847
848
849
Напомним, например, начало стихотворения А. Кольцова «Разлука» (1840): «На заре туманной юности / Всей душой любил я милую: / Был у ней в глазах небесный свет. / На лице горел любви огонь» (
850
Ср.:
851
В частности, реконструируя хронику бытовой и духовной жизни обитателей и гостей «башни» Вяч. Иванова, исследователи обращаются к дневнику Ремизова 1905 года, положенному в основу «Кукхи». Хотя сам дневник не является подтвержденным историко-литературным документом, факты и датировки, приведенные писателем, не только совпадают с другими известными источниками (дневниками, мемуарами, перепиской), но и восполняют утраченные лакуны событийного ряда. См.:
852
Публикаторы «Переписки А. М. Ремизова и К. И. Чуковского» И. Ф. Данилова и Е. В. Иванова относят чтение в «Аполлоне» к весне 1909 года. См.: Русская литература. 2007. № 3. С. 162. А. М. Грачева, комментируя мемуары писателя, увязывает это событие с учредительным заседанием «Аполлона» 6 мая 1909 года. См:
855
Этот факт подтверждается двумя опубликованными письмами Ремизова к Иванову и Мейерхольду. См.: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова / Вступ. ст., примеч. и подгот. писем А. М. Ремизова — А. М. Грачевой, подготовка писем Вяч. Иванова — О. А. Кузнецова // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М., 1996. С. 96, 115.
856
См.: Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым / Публ. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского // Русская литература. 1992. № 3. С. 184.
860
862
Аналогичная версия высказывается автором первой биографии Ремизова, охватывающей петербургский период жизни писателя. См.:
864
Ср. письмо С. Ауслендера к М. Кузмину от 14 мая 1909 г.: «Не помню, писал ли тебе об открытии „Аполлона“. Было мало писателей, но много молодых людей, шикарно одетых. Трубников и разные бароны» (Цит. по:
865
Ср.: «В конце октября (25) выходит первая книжка журнала „Аполлон“. Предположительное содержание номера: А. Бенуа — О танце; К. Чуковский — Верлэн и Шевченко; И. Анненский — Современная лирика; Л. Галич — искания нашего времени; В. Мейерхольд — театр; О. Дымов — Влас, роман; Вяч. Иванов — Сонет; Макс. Волошин — Цикл стихотворений; И. Анненский — Из книги „Кипарисовый ларец“. Кроме того, будут помещены статьи А. Волынского, Н. Рериха и стихотворения Гумилева, А. Толстого, Тэффи и др. Нововведением в журнале будет коллективный отдел под названием „Пчелы и осы Аполлона“ с откликами на современные явления. Всего в этом году выйдут три книги „Аполлона“» (Литературная летопись // Речь. 1909. 21 сентября. № 259. С. 3). Не обнаружив в приведенном объявлении своего имени среди названных сотрудников журнала. Ремизов в письме Н. Гумилеву от 23 сентября 1909 г. просил выяснить, действительно ли он не включен в число сотрудников «Аполлона», или произошло досадное недоразумение (См.: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 82). На протяжении 1909 и 1910 годов фамилия писателя анонсировалась в рекламном проспекте журнала «Аполлон» в ряду авторов раздела «Литературный альманах» с формулировкой «имеются рукописи».