— Я готова забрать Григория хоть завтра, — потом в ее голос закрались умоляющие нотки:
— Конечно, если бы ты смогла подержать его еще недельку…
Я хотела уже выпалить, что никогда его не отдам, но вовремя вспомнила о дипломатии и о том, что запасы сухого корма подходят к концу, а генерал тети Лены -
человек не бедный и вполне может немного заплатить за свой покой, поэтому я ответила:
— Конечно, тетя Лена, я могу продержать его у себя хоть месяц, хоть больше. Мы с ним сошлись характерами и прекрасно вдвоем уживаемся. Кстати, ты не знаешь, где подешевле купить «Педигри»?
Как я и рассчитывала, на следующий же день тетя Лена примчалась ко мне со своим женихом, плюгавеньким мужчиной лет шестидесяти (на мой взгляд, он не тянул и на полковника) с мощным басом и завалили всю кухню собачьей едой.
Гришка вполне меня удовлетворял как компаньон, я понимала, что ни за что с ним не расстанусь, а это означало, что нам предстоит прожить вместе бок о бок лет десять. Соответственно, его взгляды на моих друзей имели для меня большой вес — ясно было, что если бы ему пришлось часто общаться с Эриком, эта ситуация была бы чревата постоянными конфликтами. Если бы среди моих поклонников выбор делал Гриша, то можно было не сомневаться, кого он выберет, — Володю он признал с первого взгляда. А вот к Вите, появившемуся у меня в квартире в первые осенние дни, он отнесся совершенно равнодушно — как к соседскому спаниелю Гоше.
Витя, конечно, не предупредил меня о приезде. Как-то утром в воскресенье раздался звонок, я открыла дверь, придерживая Гришу за ошейник — и на пороге стоял он, загорелый и сияющий, с огромным букетом гладиолусов.
Сперва я разозлилась, потом поняла, что сердиться на него бесполезно. Витя из тех зануд, с которым, по известному анекдоту, легче переспать, чем объяснить, почему нельзя. Чем больше его отвергаешь, тем больше он к тебе липнет, и ничего тут не поделаешь! В течение двух часов я пыталась объяснить ему, что я его люблю исключительно как друга… Тут может помочь одно — сказать мужику, что сам запах его тебе отвратителен, что тебе легче прикоснуться к дохлой лягушке, чем к нему, и у тебя в данное время есть любовник, который может дать ему сто очков вперед. В общем, смертельно оскорбишь его — и он, может быть, и уйдет. Но не могла я такое сделать с Витей — приходилось терпеть. К тому же мне не хотелось ему врать — я не такая правдолюбка, как Аля, но что-то от сестры во мне все-таки есть.
Когда мы прошли все еще раз по пятому кругу, оба были выжаты, как лимон; по лицу Вити стекали капельки пота — не от жары, хотя сентябрь выдался на удивление теплый. Вытирая лоб носовым платком, он вдруг сказал своим обычным тоном:
— Ну ладно, хоть сполоснуться в душе ты мне разрешишь? Я только что с «Красной стрелы» — хоть и не самый худший поезд, но все же…
Уж в этом я ему отказать никак не могла. Когда он отправился в ванную, я сделала себе кофе и уселась, чтобы слегка отдышаться. Увы, передохнуть мне так и не удалось — снова зазвучал дверной звонок. По тому, как злобно зарычал Гриша и шерсть встала дыбом у него на загривке, я поняла, что этот новый посетитель — Эрик. Тут мне самой в пору было ощетиниться: ну и ситуация!
Я совсем позабыла, что мы с Эриком договорились сегодня пойти на выставку в одной из модных московских галерей.
Прежде чем отворить ему дверь, я закрыла Гришу в маленькой комнате. Эрик, элегантный до невероятия, склонился надо мной и нежно поцеловал в щечку; с каждой нашей встречей его поцелуи становились все нежнее и ласковее, он как бы поддразнивал меня — и это меня пугало. Вернее, пугала меня моя собственная реакция: все последние годы мы с Витей чуть ли не каждый день занимались сексом, и несмотря на всю мою отчаянную решимость жить одной и ни с кем не связываться, ночами я изнывала от желания и вспоминала Алину пациентку Настю, готовую изнасиловать всю мужскую палату. Что бы там ни творилось на высших уровнях нашей психики, физиология есть физиология.
Так вот, Эрик, выпрямляясь и слегка кося глазом на дверь, за которой заперт был Гришка, вдруг застыл. К таким знакомым лаю, рычанию и скулежу примешивался еще один звук, который не должен раздаваться в квартире одинокой женщины в субботнее утро, даже позднее — лилась вода в душе.
— Что это? — спросил он меня, вопросительно изогнув одну иссиня-черную бровь; за такие брови многие знакомые мне девушки отдали бы очень многое, в том числе и честь.