«Улица Шести гвардейцев»… Да, нас было шестеро… Но почему двадцать суток? Мы бились пять дней и шесть ночей… Народная молва сработала. Что ж, то были не простые дни и ночи…
Надпись на чердаке… Овраг… Мост…
— Где? Где это? — Я вскочил на ноги и закричал: — Где?!
Строитель невольно затих и показал рукой на торец дома.
Я пошел, побежал к дому.
Над высоким фундаментом был вмурован, составляя часть сцементированного серого, как гранит, цоколя, вырубок кирпичной кладки со словами, вырезанными острием финского ножа:
Здесь стояли насмерть гвардейцы:
ИВАНОВ С. А.
ГУСЕВ Н.
КАДЫРОВ X.
ЕРЁМКИН
ШВЕЦОВ
ЧАЛ
Бережно, едва касаясь, водил я пальцами по слабым бороздкам в красной обожженной глине. Пальцы мелко дрожали, и я ничего не мог с этим поделать. В ушах стоял гул. И мне почудилось, что я услышал голос Сашка Иванова: «„И никто не узнает, где могилка моя“… А ее и не будет, а, Чалый?»
И свой ответ: «Будет, Сашок! Узна́ют!»
Почему я был так уверен в этом? Потому, что тяжело умирать неизвестным — даже неизвестным солдатом? Это так, конечно. Но не в этом главное.
За тысячу километров приехал я сюда, чтобы найти дом у моста, разбитый, иссеченный, продырявленный дом. Но разве я действительно хотел увидеть его разбитым? Зачем же тогда все это было?
Нет-нет! Я и сам не признавался себе, что хочу видеть возрожденный дом, жилой, живой. И маленького Сашка, и его сестренку с острыми плечиками, и это «Всегда, всю жизнь!».
Юрий Яковлевич Яковлев
Память
После урока в пустом классе сидела черноголовая девочка и рисовала. Она подперла щеку кулачком, от чего один глаз превратился в щелочку, и старательно водила кисточкой по листу бумаги. Время от времени девочка отправляла кисточку в рот, и на губах виднелись следы всех красок ее небогатой палитры. За этим занятием ее и застала завуч Антонина Ивановна.
— Тебя оставили после уроков? — спросила строгая наставница, и в пустом классе ее голос прозвучал гулко и раскатисто.
— Нет, — отозвалась девочка и нехотя встала. — Я рисую.
— Почему не идешь домой?
— У меня скоро кружок. — Девочка по привычке отправила кисточку в рот. — Я хожу в танцевальный.
Антонина Ивановна собралась было уходить, но девочка остановила ее неожиданным вопросом:
— Вы Лиду помните?
— Какую Лиду? — Мало ли на своем веку завуч знавала Лид вроде этой черноголовой. — Какую Лиду?
— Лиду Демеш.
— Из какого класса? — почти механически спросила завуч.
— Она не из класса, — ответила девочка. — Она из Орши.
Слова «из Орши» почему-то заставили Антонину Ивановну задержаться. Учительница опустилась на краешек парты, задумалась.
— Она спала на минах, помните?
— На минах?
— Она спала на минах. Одна в холодной сараюшке. Мины могли взорваться. Вы приходили к Лиде за минами. Помните?
Черноголовая как бы взяла за руку пожилую учительницу и привела ее в покосившийся сарай с крышей из ржавого, отслужившего железа. Дверь открывалась со скрипом. Внутри было темно, пахло дровами и прелью. А в дальнем углу стояла койка на кривых ножках.
— Вспомнила! — с облегчением сказала Антонина Ивановна, и ее голос прозвучал задумчиво, приглушенно, словно донесся из Лидиной сараюшки. — Мины лежали под койкой, в груде битого кирпича.
— Верно, — подтвердила девочка.
Со стороны разговор завуча и девочки выглядел очень странно. Девочка вспоминала то, чего она в силу своего возраста не могла помнить, и как бы задавала учительнице наводящие вопросы.
— А помните, как Лида торговала яйцами?
— Какими яйцами?
Антонина Ивановна слегка покраснела: уж слишком много получалось наводящих вопросов.
— Обыкновенными яйцами, — пояснила девочка. — Лида выносила на станцию полную корзину. А вы в это время подкладывали под состав мину.
— Верно! Немцы бежали от вагонов к Лиде, совали ей засаленные марки, а я делала свое дело… Что ты еще помнишь о Лиде?
Антонина Ивановна и не заметила, как вместо «знаешь» сказала «помнишь». На какое-то мгновение ей показалось, что обо всем, что в годы войны происходило в Орше, она впервые узнаёт со слов своей ученицы. И оттого, что маленькая ученица так уверенно ориентируется в ее военном прошлом, пожилая учительница почувствовала себя защищенной от разрушительной силы забвения. Теперь она настойчиво прокладывала дорогу в свое прошлое, благо в этом трудном занятии у нее оказалась прекрасная помощница.