Это начало фиксируется теперь как континуум (диалог) начал (1); как "трансдукция" начал (2); как работа мысли в сопряжении: "логика - иная логика"; "логика - внелогическое бытие"... (3). Таким образом, это не просто начало логики, но вполне развернутая и логически ответственная логика начала. Закон заторможенного и развернутого начала (основания и - первого момента) мышления и бытия - в их взаимообосновании - вот смысл "культуры логики". Смысл парадоксальной логики "мира впервые". Мысль, обосновывающая онтологический смысл культуры, культурна только тогда, когда (о чем бы она ни была, и что бы она ни начинала) она основательна в точке своего начала ("до..." и "уже..."), то есть когда она логична в отношении начала к самому себе; во взаимопереходе "закона тождества" и "закона достаточного основания"... В этом смысле философское произведение подобно произведению художественному есть начало и кристаллизованная форма общения различных всеобщих (то есть особенных) субъектов мышления, различных разумов, существующих и существенных лишь "на грани" своего бытия, в споре между собой, во взаимообосновании.
Но в этом обращении к началу культура логики не только обосновывает, но и переосмысливает, "трансдуцирует" самое себя, порождает иную логику.
(2) Логика, развиваемая не в научной (систематической) форме, но в форме культуры, предполагает, следовательно, некую ответность и вопросительность моего авторского мышления (как его логическую характеристику). Форма культурной логичности мышления состоит в том, что между фрагментом "А" и фрагментом (утверждением) "Б" моего философского мышления (движения мысли) предполагается некая пустота, лакуна, мысленно (где?) заполняемая ответом, или вопросом, или аргументацией того предполагаемого слушателя, оппонента, иного разума, к которому я обращаюсь, с которым я (явно или неявно) логически общаюсь (что и означает - я мыслю логично...). Это - мышление на грани с иным мышлением, это логика незаполняемых, но пред-полагаемых зияний. Конечно, эти предполагаемые вопросы и ответы могут быть встроены в мою логику ("прямая" форма диалога), но лакуны все равно остаются, как некие молчания, запинки, вслушивания перед предполагаемыми, все равно неожиданным ("смотрите, что он надумал?") ответом или вопросом, пусть своим собственным, к самому себе обращенным.
Мое мышление культурно (и философски осмысливает свою культурность), когда оно способно постоянно развивать бесконечные потенциальные резервы не только моей собственной, но и иной логики - логики моего потенциального "читателя", иного Разума, скажем разума нововременного, разума гносеологического.
Мыслить культурно не означает просто "допускать" возможность иного (всеобщего в своей "инаковости") мышления, но требуется постоянно вслушиваться в иное мышление; то есть мыслить не "значениями", но смыслами, то есть в осознании вопросо-ответности - вопросительности всех моих логически обоснованных утверждений (понятий).
(3) Культура логики - логики философского произведения, логики творчества логики (в том же, к примеру, смысле, в каком мы говорим о "стихо-творении") - предполагает - причем одновременно и в том же отношении - абсолютную логическую завершенность, законченность, замкнутость "на себя" - в "слово сплочены слова..." - этого философского произведения и вместе с тем его незаконченность, открытость, поскольку произведение есть "эйдос" общения с потенциальным читателем и поэтому предполагает неожиданность, случайность, неповторимость каждого нового общения. Эту особенность нашей логики (ее логической формы) мы обычно называем "энигматизмом" (от "энигмы" - загадки) в противоположность - или в "дополнительность" - к идее логической системности. Но тогда и "проверяется" культура (или, скажу мягче, культурность...) мышления совсем не так, как должна - по мысли - проверяться истина научная ("соответствие понятия - действительности"), и даже не так, как в философском переворачивании такого критерия истинности ("соответствие действительности - понятию" - ср. Гегель). И в этом отношении культура логики скорее аналогична художественному произведению (дело в том, что в произведении искусства особенности произведений культуры реализуются наиболее явно, что, впрочем, еще не означает - наиболее глубоко...). Истинность философского произведения, или, может быть, точнее, - его всеобщая логическая действенность, способность углублять общение логик и разумов, "удостоверяется", во-первых, возможностью вернуть мысль слушателя к абсолютному началу мысли, "переиграть" заново всеобщую историю мысли, но уже на свой - читательский - лад; и, во-вторых, возможностью актуализировать ту потенцию бесконечно-возможного бытия, что предположена автором данной философской книги. И - возможностью актуализировать иной (свой собственный) голос, логически культурно (то есть всеобще) отвечающий на авторскую мысль...
Культура логики состоит не в том, чтобы продемонстрировать читателю, образумить читателя, как ему надлежит правильно (научно) мыслить, как возможно нечто знать... Культура логики состоит в том, чтобы затормозить и углубить собственное неповторимое начало читательского мышления - мышления, направленного на осмысление и актуализацию нового, до сих пор еще не бывшего (и - невозможного) бытия впервые... Синтаксис этой фразы многозначен. Кто должен обладать этой логической культурой? Автор философской книги, чтобы (сознательно) затормозить мысль читателя? Или - читатель, чтобы смог (интуитивно?) затормозить и углубить начало собственной мысли? Или - это культура изначального диалога между автором и читателем? Или - каждый раз это та же культура, но совсем в ином повороте, смысле?
В такой развилке оборву свое Заключение...
Это Заключение - сжатый набросок, конспект некой возможной философской логики культуры. Конспект должен быть - по замыслу - развернут и обоснован в будущей книге. Сейчас, на острие "двух введений", я только наметил первоначальную перспективу формирования такой - будущей - логики.
Впрочем, сама форма "конспекта еще не написанной книги" здесь в какой-то мере логически оправдана.
Так я удерживаю трудный баланс между исходной философской интуицией, назревающей в уме современных читателей, и - строгой, развернутой логической культурой профессионально философского изложения. Думаю, что такое неустойчивое равновесие насущно предполагаемой "логике - начала - логики" по самой ее природе.
Конечно, все сказанное отнюдь не означает, что в намечаемой книге, если она будет написана, для такого баланса не найдется другого оправдания и другой логической формы...
Но это - в будущем.
ПОСЛЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ - уже за порогом
последовательного текста,
но все еще перед порогом
нового столетия - короткий
РАЗГОВОР
О ЕДИНИЦЕ В КАЛЕНДАРНОЙ ДАТЕ. ВЕК XXI:
Вячеслав Куприянов (День поэзии, 1986):
"XX век
уравнение с двумя неизвестными
знающими все друг о друге
скрывающими все о себе
мистер дважды икс
со скрипкой идущий по телеграфной проволоке
над волнующимися материками
скоро
даст ему свою решительную единицу
словно учитель плохому ученику
словно посох слепому
XXI век".
Галилео Галилей ("Беседы"):
"...Если какое-либо число должно являться бесконечностью, то этим числом должна быть единица: в самом деле, в ней мы находим условия и необходимые признаки, которым должно удовлетворить бесконечно большое число, поскольку оно содержит в себе столько же квадратов, сколько кубов и чисел вообще...
Единица является и квадратом, и кубом, и квадратом квадрата и т.д... Отсюда заключаем, что нет другого бесконечного числа, кроме единицы. Это представляется столь удивительным, что превосходит способность нашего представления..."
Автор:
XX век - это рискованное предположение такой Единицы века XXI. XXI век и есть та Галилеева "единица-бесконечность", что сосредоточивает в логику культуры, в ее неделимое начало - плодотворный диалог Века XX. XXI век - это Очко (если не станет точкой) истории человечества.
Впрочем, кто так не думал накануне нового века и тем более - нового тысячелетия...
Наверное, весь интерес - в обосновании.