Дядя Миша предложил спеть. Молодой человек, слегка обескураженный этим предложением, промолчал, зато Наденька обрадовалась и, не дожидаясь ничьего согласия, затянула «Рябинушку». Дядя Миша подхватил, отозвалась неожиданно из своего угла и старушка, хор вышел нестройный, но звучный; лишь Пирошников с Наташей сидели молча, впрочем, Наташа улыбалась, поощряя пение.
Спев «Рябинушку», приступили к «Стеньке» и спели до конца и с выражением, а когда начали «Ямщика», наш герой подпел едва слышно, умиротворенный пением и согретый чаем. Наташа все улыбалась одною и той же улыбкой, но в хор не вступала. Пирошникову вдруг почудилось сквозь тягучее пение, что он целую вечность знает этих людей, что он какой-то дальний их родственник, потерявшийся еще в детстве, но теперь обнаружившийся неожиданно для всех и принятый вновь в семью. Он распевался все слышнее и даже взмахнул раз или два руками, как бы дирижируя, на что дядюшка одобрительно кивнул, а Наденька рассмеялась, довольная.
Когда песня кончилась, Наташа встала и объявила о своем решении уйти домой, так как было уже поздновато. Она без дальнейших околичностей исчезла из кухни, а дядюшка, благодушествуя, подтолкнул локтем Владимира и сказал:
— Поди проводи девчонку, лестница-то темна...
— Проводи,— кивнула Наденька, загадочно улыбаясь.
Пирошников, ободренный напутствием и нисколько не боящийся новой встречи с лестницей, даже как будто забыв о ней, вышел в коридор, где разглядел одетую уже Наташу.
— Подождите, я провожу вас,— сказал он шепотом, чтобы, не дай бог, не разбудить спящего мальчика, и, не дожидаясь ответа, вошел туда на носках, осторожно взял пальто и снова вышел.
Теперь они стояли в темном коридоре, каждый чего-то ожидая. Пирошников поспешно натянул пальто, не застегивая его, а потом взял Наташу за локоть и слегка потянул к себе. Она поддалась легко и уткнулась носом ему в воротник. Владимир трепетно провел рукою по мягкой шапочке, шепча какие-то слова. Он почувствовал расслабленность, будто отпустило что-то душу, а Наташа подняла лицо, ожидая поцелуя. Молодой человек коснулся губами ее глаз и ощутил кожей волоски ресниц, которые часто вздрагивали, а на своей шее почувствовал он горячее дыхание. Давно не испытывал Владимир подобной минуты, за которую не жалко, кажется, отдать все на свете и которая, конечно же, дороже самых сладких и острых любовных сцен, но прелесть ее неповторима и состоит как раз в этой неповторимости и скоротечности. Уже через секунду он нашел ее губы и прижал к ним свои, а Наташа закинула голову и обхватила Пирошникова, чтобы не упасть. Поцелуй был длительный; а с ним вернулась на место и душа, и мысли какие-то затеснились в уме, и беспокойство, и желание, и лихорадка.
— Пойдем,— прошептала Наташа, мягко отстраняя Пирошникова и поблескивая в темноте глазами.— Уйдем отсюда, правда?
— Да-да...— проговорил он, спеша отогнать все мысли, лишь бы вернулась та минута, но она не вернулась, ибо Наташа потянула его к двери, за которой снова была лестница, готовящая и на этот раз, как он понял вдруг, что-то необычное. Мало, мало было одной минуты душевного покоя, чтобы вот так выйти и уйти
с молодой женщиной на край света или хотя бы домой. Дверь скрипнула и распахнулась, приглашая к новому путешествию по кругам лестницы.
Глава 9. ЗЕРКАЛЬНАЯ СТЕНА
Пирошников, ведомый за руку женщиной в белой шапочке, вновь переступил порог и вышел на лестничную площадку. Сердце у него еще часто колотилось от испытанного только что блаженства, он не сводил глаз с Наташи, которую видел теперь сбоку на фоне серой, свинцового цвета стены; он ощущал в левой своей руке пальчики Наташи с острыми ноготками, смутно что-то напоминавшими, и это его состояние помешало ему сразу же заметить новые странности, произошедшие с лестницей.
Они прошли несколько шагов вниз, ступая осторожно, будто ступеньки могли провалиться, и не разговаривая, но тут Пирошников почувствовал, что они не одни на лестнице; почудилось ему какое-то постороннее движение, впрочем совершенно бесшумное. Он оглянулся, но ничего не заметил подозрительного. Постороннее движение было где-то сбоку, и наш герой, задержавшись на шаг, но не отпуская Наташиной руки, пристальнее вгляделся в стену. В ее глубине отражались две фигуры, спускающиеся по ступенькам. Стена была гладкой, как зеркало, но гораздо более темной, так что Пирошников не сразу смог сообразить, что фигуры эти — его собственная и Наташина, отраженные в стене. Отвернув голову, он перескочил через ступеньку, догоняя Наташу, которая шла, не глядя по сторонам, и в ту же секунду понял, что лестница подготовила что-то совсем уж невозможное. Где-то внутри шевельнулся страх, который молодой человек попытался преодолеть разговором.