Нагревали подкову. Свечечкой. Керосиновой лампой. Пальцем. Токи текли неправдоподобно большие. Приемник работал. Моя электробритва брила. Бриться от подковы! Да если это на кафедре рассказать — убьют!
Гипноз был исключен. Колдовство тоже. Оставалось снять шапку перед фактами.
— А ты говоришь — бред! — радостно восклицал Фомич.
— Природа едина,— твердил я.— Не может быть в Петушках один физический закон, а в городе другой.
— Как сказать! Как сказать! — приплясывал вокруг подковы Фомич.— Вот в этом ты, видать, и ошибаешься.
Я еще раз проверил схему, снял показания, замерил температуры и ушел думать в поля. Полей, слава богу, хватало. Можно было обдумать всю физику от первого закона Ньютона до последних открытий Фомича.
Это что же получается? Я закончил школу, институт, готовлюсь в аспирантуру. Отвоевал себе маленький клочок физики, где я знаю, кажется, больше всех. Совсем маленький. Меньше не бывает. А тут человек исследует глобально на одном энтузиазме. Причем о диссертации не помышляет. Интересно ему, вот и все. Так кто же из нас, спрашивается, занимается физикой?
Получалось, что физикой занимается Василий Фомич. А я исследую какие-то крупицы истины, от которых никому ни жарко, ни холодно. Оптические свойства анизотропных соединений висмута. Ну, защищу, положим, диссертацию. А у Фомича мотоцикл от подковы ездит. Приемник говорит. Бритва бреет. Вот-вот плазму в печке получит.
А если он шарлатан? Я вспомнил глаза Фомича, когда он колдовал со свечечкой. Нет, он не шарлатан. Такой веры в глазах у шарлатанов не бывает.
Ничего я не придумал, и мне стало холодно в полях. Наступил вечер. Упали заморозки. Кажется, так говорится на сельскохозяйственном языке. Трава пожухла. Я как вспомнил эти слова, так и захотелось мне переехать жить в деревню. А что? Буду у Фомича ассистентом. Достанем камеру Вильсона, ударим по элементарным частицам. Корову куплю. Мотоцикл. И хорошо на душе стало, и все равно тоскливо, потому что никуда я не поеду. Буду всю жизнь что-то измерять и писать статьи в журнал «Физика твердого тела». А эти статьи будут понятны, кроме меня и шефа, еще семнадцати человекам. Это на всем земном шаре.
Расстроился я и вернулся к Фомичу. Он меня напоил парным молоком, а на ночь мы поговорили про космические лучи и относительность пространства — времени. Давно я на такие темы не говорил со свежим человеком. А Фомич был абсолютно свеж. Пару раз он меня ставил в тупик. Оказывается, в пространстве — времени много нерешенных вопросов.
— Васюта, спи! — попросила с печки жена Фомича.
— Погоди! Душу мне разбередил этот Эйнштейн. Это как же я поперед него не подумал?
— Он просто раньше жил,— успокоил я Фомича.
— Разве что,— согласился Фомич.— Все равно обидно!
Он долго еще ворочался, а потом заснул. Я смотрел в окошко и видел распаханное поле, залитое зеленоватым светом луны. От каждого бугорка падала тень. По полю, опустив морду, пробежала собака. Или волк. Мне захотелось к маме. Или к жене.
Просторы очень действовали на нервную систему.
7. ЕДЕМ ОБРАТНО
— Собирайтесь, Василий Фомич! — сказал я утром.— Упаковывайте приборы. Поедем в Ленинград.
— Чего я там не видал? — насторожился Фомич.
— Вас там не видали,— сказал я.
— И не увидят. Вот еще!
— Мы вам осциллограф подарим,— пообещал я.
— Осциллограф? — Фомич мечтательно зажмурился. У него даже волосики на голове зашевелились.— Нет, не поеду. Кто коров будет облучать? Председатель не отпустит.
Я пошел к председателю в соседнюю деревню. Правление было там. Председатель ничуть не удивился моему визиту. Как видно, по поводу Фомича его посещали часто. Странно, что он еще сохранил к нему теплые чувства.
— Золотая голова! — сказал председатель. — Это раз. Не пьет. Это два... Но ерундит иногда, это верно. Измышляет без пользы. Вот облучатель сделал — молодец! А плазма эта — ну кому она нужна?
По словам председателя, золотую голову Фомича они даже в аренду сдавали. Соседним колхозам. Фомич тем рацпредложение, а они колхозу денежки. В общем, как у нас на кафедре договорные работы с предприятиями.
— Ладно, уговорил! — сказал председатель, когда я намекнул ему на Нобелевскую премию.— Будет премия, построим коровник.
— На эту премию и слоновник можно построить,— сказал я.
— Зачем нам слоны? — не понял председатель.
— Вместо петухов. Научите их кукарекать.
Председатель посмотрел на меня с интересом. Я понял, что свалял дурака со своим юмором. Так у меня часто бывает. Поэтому я решил исправиться.