Машина завертелась. Типография печатала афиши, в театральных кассах продавали билеты на первый концерт, мы спешно оттачивали номер. Регина провела участие Петрова и Яны, минуя тарификационную комиссию. Яна шила платье с блестками.
Репетировали у Петрова. Собственно, я не репетировал, поскольку моя часть номера осталась без изменений. Я сидел на тахте, листая философские книги, и изредка взглядывал на Петрова и Яну. Они отрабатывали небольшой сеанс гипноза перед моим сновидением. Петров усыплял Яну и укладывал ее на два бочонка с опорой на затылок и пятки. Яна лежала прямая, как карандаш. Петров ставил ей на живот хрустальную вазу, наливал туда воду и опускал букет тюльпанов. Затем он усыплял тюльпаны. Повинуясь его взгляду, цветы закрывали бутоны и никли головками.
В этом месте ожидался аплодисмент.
После этого Петров пробуждал цветы и Яну. Она выходила к воображаемой рампе с букетом красных распустившихся тюльпанов и бросала их в воображаемую публику. Это было красиво. Тюльпаны очень шли Яне, и я, сидя на месте воображаемой публики, испытывал некую приятность.
Платье с блестками, будучи сшитым, Петрова, однако, не устроило, и он порекомендовал Яне выступать в белых брюках. В таком виде ее удобнее было укладывать на бочонки.
Петров работал серьезно, был немногословен и слегка загадочен. Однажды он прервал репетицию и отобрал у меня книгу, которую я в это время листал. Книга была о рефлексах головного мозга.
— Вам не нужно,— мягко сказал он, ставя книгу па полку.
Я пожал плечами и постарался не обижаться.
За время подготовки к первому концерту я, как и было договорено, регулярно снился Регине. Снился я по вторникам. Один сон был авантюрнее другого. Самой Регины я не видел, лишь пару раз разговаривал с ней по телефону, выясняя деловые вопросы.
Яна резко переменилась. Куда девались приступы скуки и вялости! Она стала делать утреннюю гимнастику, перешла на диету и часами простаивала перед зеркалом, отрабатывая жесты и поклоны. По совету Петрова, она начала посещать уроки ритмики в театральном институте. Захваченный ее энтузиазмом, я взял в библиотеке несколько книг по режиссуре и, не переставая, обдумывал концертный сон.
Мне хотелось поразить публику.
За день до выступления меня вызвала Регина.
Я не узнал ее. Она была в том самом платье с блестками, которое отверг Петров. Как оно попало к Регине — осталось тайной.
Но главное было не в этом. Глаза Регины мерцали, а сама она, казалось, испускала флюиды таинственности. Морщины исчезли с лица. Она выглядела лет на тридцать — даже на близком расстоянии.
Но голос по-прежнему был хриплым.
— Ласточка,— сказала она, сверкнув глазами.— Завтра ласточка станет звездой... Спасибо, дорогой! Мы здорово их отделали позавчера. Триста тысяч долларов и три трупа...
— Регина Михайловна! — воскликнул я.
— Э! — крикнула она, делая пальцами какой-то итальянский жест.— Инспектор от меня не уйдет. На следующей неделе мы его прикончим. Верно, сизый нос?
Она совершенно неподдельно и счастливо расхохоталась.
— Я полагал, что вы хотите сообщить что-нибудь о деле,— сухо сказал я.
— Дело! Я — твое дело! — крикнула она с неожиданной злостью.— Остальное — мура собачья! Ты думаешь, что будешь заниматься искусством? Как бы не так! Вот твое искусство!
Она ткнула себя в грудь пальцем, потом сделала вид, что прицеливается из винтовки, и спустила курок, прищелкнув языком.
— Завтра сбора не будет,— наконец сказала опа деловым тоном.— Не паникуй. Следующее выступление будет с... (Она назвала фамилию популярной певицы.) Зал на тысячу мест, свободным не будет ни одно... Дальше все зависит от тебя.
— Спасибо,— сказал я надменно.
— Ну, давай сегодня! Давай, давай, давай сегодня, а? — взмолилась она.— Я буду ждать. На пару часиков, всего ничего. Мне бы только добраться до инспектора, а там я могу еще недельку подождать.
— Но мы же договаривались... График...— сказал я.
— К черту график! Я хочу сегодня.
— Хорошо,— хмуро сказал я.
Опа выскочила из-за стола, шурша парчой, подбежала ко мне и поцеловала.
— Регина Михайловна! — опять воскликнул я.
— Дурашка!.. Иди, иди,— она подтолкнула меня к двери.— И никому ни слова. Остерегайся Иосифа!
Я шел домой, обдумывая последние слова Регины. Почему мне нужно остерегаться Петрова? Каким образом?
Дома я застал Яну. Она сидела за столом, сложив руки перед собою, как школьница. Перед нею по комнате выхаживал Петров. В руках у него была книга по режиссуре — одна из взятых мною в библиотеке. Указательный палец Петрова был зажат между ее страницами.