Можешь, сказала Маша. Но лучше я тебя приглашу. Потому что самая правильная грузинская кухня в этом городе — у меня дома.
— Ты грузинка?
— Нет. Просто у меня есть мама.
— А, — говорю, — понятно, у меня тоже. Но вообще у нас с родителями знакомятся уже только тогда, когда отношения серьезные. А у вас?
— А у нас, — сказала Маша, — обычно уже после развода. Ты приходи, не бойся.
— Я и не боюсь.
Очень хороший получился тот вечер. Честное слово, вкуснее lobio и khachapuri, чем у Марины Евгеньевны, я не пробовал. Ну и сам не опозорился — нашел, где купить две бутылки настоящего грузинского красного, слава богу, не первый день в Москве, не полный lokh, как Маша выражается.
Марина Евгеньевна, когда увидела, как я с ее вторым именем мучаюсь, сразу сказала — оставьте, Дэвид, давайте — просто Марина. Я был ей очень благодарен.
Она еще ко мне все время присматривалась внимательно. Я думал — почему? А она сама сказала: просто поразительно, как вы похожи на одного человека, просто одно лицо, мы с ним работали когда-то вместе… я вам сейчас покажу. Принесла коробку, там фотографии старые, Polaroid еще. Нашла ту, которую искала.
На ней мужчина, он с коллегами на вечеринке, они Новый год отмечают, девяносто седьмой, на обороте фотографии написано. Действительно, удивительно — как будто я, только на двадцать лет старше.
Кто это? — спрашиваю.
Ну, так, просто человек, мы работали вместе. Но это не важно. А сходство вы тоже видите?
Да. Трудно не заметить. А можно с ним поговорить, с этим человеком? Может быть, он что-то знает про мою семью, в смысле, со стороны отца, может, вообще, родственник? А вдруг?
Сейчас, говорит, попробуем найти его телефон. Одной своей подруге позвонила, та — другой, и так по цепочке они его отыскали.
Марина набрала номер, здравствуйте, говорит, Володя, тут такое дело… Она ему все объяснила, потом мне трубку дала. Слышно было, что человек немного удивлен этим звонком, может быть, даже раздражен, но отвечал вежливо — нет, знаете ли, родственников у меня нет никаких, так что помочь вам, к сожалению, ничем не могу.
Тут я сообразил, что не назвался. Простите, говорю, я не представился. Меня зовут Дэвид Капович. Это моей матери фамилия, Юлии, она когда-то жила здесь, в Москве, даже знаю, где — в Лефортово, потом в девяностые уехала в Штаты. Теперь она Джулия. Ничего вам это имя не говорит?
Он помолчал. Нет, ответил, никогда не слышал, приятно было пообщаться, всего доброго. И отключился.
… Holy shit, я с этими воспоминаниями чуть свою остановку не проехал, еле выскочить успел на сорок седьмой.
Уфф, наконец-то, вот он, Holiday Inn… ну и толпа тут в лобби… это из-за морозов — никому не охота на улице встречаться, все собрались в тепле. Так, Маша, ты где? Ага, вижу — слепой не заметит — во-первых, возвышается над всеми, versta kolomenskaya, как некоторые выражаются, во-вторых, самая красивая здесь… и везде тоже, между прочим.
— Маша!
— Наконец-то… наконец-то… почему ты так долго?
— Я бежал изо всех сил, чуть не затоптал половину Нью-Йорка по дороге. Маша… как же я тебе рад!
— Я тоже…
— Ты почему расстроенная? Что вообще происходит? Как ты здесь?
— Не обращай внимания, просто устала, весь день в дороге, и перенервничала.
— Из-за чего?
— Из-за всего… я вдруг подумала — я прилечу, а ты здесь не один, у тебя кто-то есть, а со мной ты так — на запасной случай, а тут я заявляюсь.
— Так, остановились. Нет у меня никого. И ты не запасной случай. Поняла? Теперь рассказывай, что происходит.
— Это правда?
— Это, Маша, правда.
Все очень странно, говорит, очень. Только давай не здесь разговаривать, тут очень шумно и как-то неуютно.
— Хорошо, конечно. А где?
— Давай поднимемся ко мне в номер. Тем более, я тебе привезла что-то.
— Конечно, пошли.
Я в лифте взял ее за руку и говорю — Маша, Маша, Маша…
Ну, мы до номера ее дошли с трудом, потому что… ну, короче, шли медленно… там еще в этом Holiday Inn такие коридоры длинные… мы останавливались на каждом изгибе… ты… и ты…
Проснулись часа в четыре дня, за окном уже почти сумерки. Ну как — проснулись… я очнулся, долго соображал, где я и что вообще происходит, с трудом встал, добрел до телефона — так и есть, всё пропустил, все звонки, которые еще три часа назад казались безумно важными, а теперь… а теперь — да пошли вы все.
Маша, вижу, зашевелилась — что-то ищет под одеялом.
— Ты что потеряла?