Михалыч читал нам не только Некрасова и Толстого, но и других поэтов. Читал он и Лермонтова и Пушкина.
У Лермонтова мне больше всего нравился кулачный поединок из «Купца Калашникова», а у Пушкина - «Полтавский бон».
Вообще я очень любил слушать, когда читают и стихи и рассказы. Даже не знаю, что мне нравилось больше. А вернее, всё было хорошо по-своему.
Придя после чтения в спальню, я обычно долго не мог заснуть, думал о только что прочитанном, а ещё о том, как это ловко придумано, как хорошо написано.
«А что, если мне самому попробовать сочинить стихи?» - мелькнула как-то смелая мысль. Мне показалось, что это совсем не так уж трудно. Сочиняли же Толстой, Некрасов, Пушкин да и многие другие. Почему же я не могу? Ну, если сразу не выйдет, попрошу помочь Михалыча. Он-то уж наверное сможет. Он всё может: и операции делает, и стихи читает так, что животики надорвёшь, и усами при этом шевелить умеет, точь-в-точь как царь водяной. Попрошу его он и поможет написать поинтереснее.
Итак, я решил начать сочинять стихи. Затруднение было только в том, о чём их писать и кому.
Но вскоре подвернулся подходящий случай.
Нам с Серёжей кто-то из знакомых привёз в подарок по альбому для стихов. Они были очень красивые, в бархатном переплёте: мой в тёмно-красном, а Серёжин - в голубом. В верхнем уголке каждого из них был нарисован летящий белый голубок, он нёс в клюве письмо.
Что же написать на первой странице такого чудесного альбома? Мы решили написать друг другу на память стихи, но какие? Серёжа вышел из этого положения очень просто.
В моём альбоме чётко и ясно, без всяких помарок, он написал:
Стихи мне очень понравились. Только жаль, что их выдумал не сам Серёжа, а кто-то другой. Мне же захотелось написать ему на память именно своё собственное стихотворение.
Незадолго перед этим Михалыч опять читал нам Пушкина «Полтавский бой». И вот под этим впечатлением я решил тоже придумать что-нибудь военное. Сел и довольно быстро сочинил:
Эти стихи я и написал на первой странице Серёжиного альбома. К сожалению, я тогда только ещё начинал учиться писать. Учила меня мама и очень огорчалась, что я пишу на редкость грязно и некрасиво.
Увидя, что я натворил на самой первой странице его новенького альбома, Серёжа приуныл. Однако из чувства товарищества он не сказал мне ничего обидного, наоборот, даже поблагодарил за сочинённое стихотворение. Но скрыть своё огорчение он, конечно, не смог, и меня оно тоже очень опечалило.
И всё же эта первая литературная неудача не заставила меня упасть духом. Наоборот, я твёрдо решил продолжать писать стихи. Вставал только опять тот же вопрос: о чём писать?
На моё счастье, мама получила от кого-то по почте чудесную открытку. На ней была изображена широкая, спокойная река. Я взглянул на открытку, и в уме сразу же, как бы само собой, родилось четверостишие:
Даже в жар бросило от восторга. Стихи показались прекрасными. Только не забыть бы их, не растерять вдохновение.
Я опрометью кинулся в свою комнату, схватил лист бумаги и написал заглавие: «Пловец», а под ним все четыре строки. Написал и стал ждать, что подскажет мне вдохновение. Но вот чудеса - оно упорно молчало.
«Куда же может нести меня река?» Я мучительно ломал голову над этим вопросом и ничего поэтического придумать не мог. Что поделаешь! Нужно пойти спросить у мамы, может, она что-нибудь подскажет.
Я разыскал маму во дворе возле курятника и спросил, куда может унести река…
Мама удивилась:
- Да она ещё подо льдом.
- А весной, когда лёд растает?
Мама подозрительно взглянула на меня:
- Очень прошу тебя без взрослых на речку не ходить. Знаешь, прошлым летом сторож Дмитрий залез пьяный в лодку, а его подхватило и понесло, до самой мельницы водой тащило - чуть-чуть в омут не попал.
Я дал слово, что на речку один не пойду и ушёл от мамы. Толку от этой беседы не получилось - одна неприятность. Теперь всё лето будет беспокоиться и смотреть, куда я хожу.
Оставалось попытать счастья у Михалыча. На мой вопрос о реке он охотно ответил: