— Ума не приложу, почему он до сих пор лейтенант. При такой хватке майором можно бы стать, а уж капитаном без слов. — Он откинулся назад, помолчал, подумал. Что-то внизу, за бортом привлекло его внимание, и он приник к иллюминатору.
— Что-нибудь узрел? — спросил Жичин.
— Птица какая-то состязается с нами, погляди!
Жичин глянул, но ничего уже не увидел, птица, вероятно, отстала или свернула в сторону. Комлев довольно долго шарил глазами в иллюминаторе, сдался наконец и он.
— А может быть, оттого он до сих пор и лейтенант, что сам по себе, не хочет дудеть в чужую дуду?
Прощаясь на аэродроме с польскими летчиками, Комлев произнес благодарственную речь. Начал он ее по-английски, потом махнул рукой и заговорил по-русски. Услыхав русскую речь, летчик-лейтенант заулыбался. Будучи младшим по чину, он не мог себе позволить ничего больше и стоял строго, вытянув руки по швам. Комлев подошел ближе и обнял его. Этот русский жест растрогал лейтенанта.
Теперь Комлев и Жичин должны были совершить еще один выбор: в Версаль ехать сначала, в штаб генерала Эйзенхауэра, куда они командированы, либо в Париж, в советское посольство. Это был не праздный выбор, и они остановились на Париже, взвесив предварительно все за и против.
Советский посол в Париже одобрил их выбор. Одобрил, но не без хитринки спросил о соображениях, которые они принимали во внимание. Комлев ответил, что в неведомых местах сам бог велел первым делом посоветоваться с родными и знающими людьми. И не столько, может быть, посоветоваться, сколько обрести добрые указания.
В глазах посла зажглись веселые искорки, он погасил их и высказал надежду, что из доблестных офицеров выйдут дельные дипломаты. Они пили ароматный чай и не притрагивались к печенью, негусто уложенному в изящной хрустальной вазе. Оценив деликатность гостей, посол едва заметно улыбнулся.
— Угощайтесь, угощайтесь, печенье у нас есть, — сказал он, — Париж голодает, туфли у парижанок на деревянных подошвах — слыханное ли дело? — но никто не унывает, всех опьянила свобода.
— Хорошее опьянение, — заметил советник посольства, принимавший участие в разговоре.
— Хорошее, — согласился посол, страдальчески морщась оттого, что советник, размешивая чай, слишком звонко постукивал ложкой о стакан. Они были на редкость разными, посол и советник. Потомственный интеллигент, университетский профессор, посол олицетворял собой мысль. Высокий, взъерошенный, он и внешне походил больше на ученого, чем на дипломата. Даже хорошо сшитый и тщательно отутюженный черный пиджак с кончиком белоснежного платка в нагрудном кармашке и черные же в мелкую полоску брюки — неизменный в то время международный костюм дипломатов — сидели на нем мешковато.
Зато советник блестел, будто только вышел от портного и от парикмахера одновременно. Коренастый, розовощекий, он являл собой пример устойчивого здоровья, собранности и постоянной готовности к любому делу. В деле же был четок и напорист. Их не зря соединили вместе, тандем вышел на славу, хотя послу претили плебейские выверты советника.
— Хорошее, — повторил посол, — да не надолго ли затянулось? Французам надо сейчас быть трезвыми. Как, разумеется, и нам. С Черчиллем каждый миг надо держать ухо востро.
Наши пленные повсюду. Придется иметь дело и с англичанами, и с французами, и с американцами. Важно, чтоб с французами контакт был установлен непосредственный, мы окажем всяческую помощь. В Версале же услуги могут предложить союзники, и тогда связь с французскими властями будет только через них. Стало быть, услуги лучше всего деликатно отвести. Это вам и дружеский совет, и доброе указание.
— Ясно, — ответил Комлев. — Все ясно. — Он чуть привстал, полагая, что разговор окончен, но посол поднял руку, удерживая его.
— Два слова о деликатности. Во-первых, это прекрасное человеческое свойство — зеркало благородной души. Не знаю ни одного случая, когда деликатность кому-либо повредила бы. Боюсь, что нам еще не однажды придется обращаться к англичанам и к американцам. У меня пока все. — Посол поднялся — он спешил на прием, — следом за ним встали остальные. — Пожелаю вам удач на новом поприще. Я уверен, Николай Дмитриевич, — он кивнул на советника, — расскажет вам поподробнее и о Париже и о Версале.
Николай Дмитриевич и впрямь, едва посол затворил за собой дверь, поведал им много интересного и полезного. Начал он с того, что вдвоем Комлев и Жичин не справятся с огромной работой, которая предстоит им в ближайшие недели. Придется искать помощников. Проблема не велика, можно выбрать толковых хлопцев из тех же военнопленных. Любой из них за честь почтет. Трудность одна: нечем кормить. Двух офицеров — официальных представителей — доблестные союзники примут, конечно, достойно, по высшему классу. Поместят, надо полагать, в отеле «Риц», и этим все будет решено: и жилье и питание. А вот что делать с помощниками — никому неведомо.