Встретив на тропинке старика француза, они кое-как объяснили свое положение и спросили, как связаться с партизанами. Старик долго их разглядывал, все понял и приказал молча идти за ним. Он привел их к пожилой француженке, которая сделала капитану добротную перевязку, здесь же дали им цивильную одежду, и черноглазый, лет тринадцати, подросток доставил их в маленький городок.
Пришлось долго ходить по врачам, пройти дюжину если не тайных, то, во всяком случае, неафишированных осмотров, прежде чем напали на смелого и опытного хирурга, извлекшего у капитана две фашистские пули. Через два месяца капитан Михайлов был уже в партизанском отряде, недавно район их действий был занят американскими войсками, а теперь он сидел перед Жичиным и во все глаза разглядывал офицерские погоны.
Капитан внушал Жичину самое высокое уважение, совершенно не думая об этом. Протягивая на прощанье руку, Жичин размышлял лишь о том, батальоном командовать капитану или, может быть, сразу полком. Во всяком случае, здесь, где мнение Жичина кое-что значит.
Жичину хотелось побыть одному хотя бы несколько минут, чтоб опомниться от услышанного, но это оказалось невозможным. Постучав и спросив разрешения, в комнату четким шагом вошел бравый на вид молодой человек в полувоенной одежде. Пристукнув каблуками, он вытянулся и доложил:
— Бывший старший лейтенант Климчук по вашему вызову явился!
Безупречная выправка и четкость, свойственные истинным кадровым офицерам, покорили Жичина, и он не посмел предложить ему подождать.
— Почему называете себя бывшим старшим лейтенантом? — спросил Жичин.
— Буду рад вновь стать настоящим!
И ответом Жичин остался доволен. К чему рассусоливать, когда и так все ясно? Мягко говоря, вопрос был не из удачных.
Судьба Климчука походила на сотни других. Знойным летом сорок первого под Великими Луками батальон попал в окружение. Сражались до последнего патрона, потеряли половину бойцов, но прорвать вражеское кольцо не удалось. Так старший лейтенант Климчук, только что получивший это звание, оказался в плену.
Начались допросы, избиения. В отличие от капитана Михайлова он представился немцам как рядовой. Это была его ошибка. Кто-то из пленных однополчан выдал его воинский чин, и немцы ему отплатили. Побои сменились надругательствами и жестокими пытками, из камеры его не однажды выносили без сознания.
Выразив ему сочувствие и уверенность в наказании виновных, Жичин перешел к делу:
— Вы, надеюсь, не забыли, что основой существования воинского подразделения является дисциплина и установленный порядок?
— Никак нет, — ответил Климчук. — Убедился в этом еще больше.
— Это хорошо, правильно. Мы с подполковником Комлевым думаем о том, чем вам здесь лучше заняться до отправки на родину. Не сидеть же сложа руки месяц, а может быть, и два?
— Так точно. Полагаю, надо организовать военную учебу. В первую очередь занятия по тактике, по оружию.
Жичин разделял мнение Климчука, так же в принципе думал и Комлев. Теперь, когда к четкости и собранности, к образцовой выправке прибавился еще и дельный ход мыслей собеседника, у Жичина окрепло убеждение в правильности выбора.
— Ну что ж, товарищ Климчук, офицер вы боевой, решительный. Я думаю, назначим вас… командиром роты.
Климчук вскочил, выпрямился, прищелкнул каблуками.
— Яволь! — гаркнул он на всю комнату. Гаркнул и в тот же миг спохватился. Смолк, замер, не зная ни что сказать, ни что сделать.
— Можете идти, — выдавил из себя Жичин. Климчук повернулся, вышел. Движения его по-прежнему были чеканно четки и в другую минуту могли заслужить лишь похвалу. Теперь же о похвале Жичин и не помышлял.
Он встал, с силой встряхнул головой, прошелся по комнате. Не было ни малейшего сомнения: муштру Климчук прошел у немцев. И как же он, Жичин, не смог догадаться об этом раньше? Мог, мог сообразить, в первую же минуту мог. Чего стоит одно прищелкивание каблуками! Ясно же, что оно искусственное, показное, и не зря в Красной Армии оно никогда не практиковалось. Промахнулся Жичин, непростительно промахнулся. Не обратил внимания на выправку, на четкие движения, доведенные до автоматизма. До того умилился, что даже брякнул о назначении командиром роты. Никому не говорил, капитану Михайлову ничего не сказал, а этому муштрованному деятелю наобещал.