Полковник Брайт пригласил Комлева и Жичина на обед, хотя по времени это скорее был ужин. Американец начал с похвалы. Его удивили быстрота и прозорливость русских коллег. Провели в лагере несколько часов, а людей распознали лучше, чем он за несколько недель. Самым удачным показался ему выбор капитана Михайлова. Этот офицер сам собой оказывался в центре лагерных событий, его слушались и до назначения.
Прислуживали за обедом два русских паренька — знакомый уже по встрече Коля Кузьмичев и его одногодок Митя Трофимов. Старались они, как только могли. Ловили каждый взгляд, упрашивали отведать то одно, то другое и от души радовались, когда Комлев и Жичин ели с аппетитом. Глазенки блестели, с лиц не сходили счастливые улыбки. Будто отцы родные сидели за столом. Растроган был даже полковник Брайт.
Ребята не отходили от стола, а Брайт хотел доверительно поговорить с русскими коллегами и никак не решался выпроводить мальчишек. На помощь пришел Жичин. Он подозвал ребят и тихо, почти шепотом сказал, что между полковником Брайтом и подполковником Комлевым должен сейчас произойти весьма секретный разговор и что им, двум юным бойцам, поручается немедленно предупреждать обо всех, кто направляется в офицерскую столовую. Повторять не было нужды, мальчишки в тот же миг заняли посты у входных дверей.
Брайт поинтересовался, каким образом Жичину удалось выпроводить ребят. Когда Жичин объяснил, полковник долго смеялся. Надо быть прирожденным педагогом, сказал он, чтобы провести такую операцию.
— Смех смехом, — продолжал полковник, — а разговор у меня и в самом деле сугубо доверительный.
Комлев и Жичин со всем вниманием выслушали его исповедь.
Война унесла у него единственного сына, последнюю надежду на продолжение рода. Сын был флотским лейтенантом и погиб от японской бомбы в Пирл-Харборе. В доме стало пустынно, жена от расстройства заболела, болеет до сих пор. Полковник тоже ходил сам не свой и, как только представилась возможность, попросился в Европу, в экспедиционный корпус. Долго шла подготовка к высадке, множество было всяких забот, а когда высадились, дел стало еще больше и горе помаленьку отступало. Нет, боль не прошла и, наверное, не пройдет, но за делами, за бесчисленными хлопотами притупляется, притерпливается.
Не так давно получил назначение в лагерь. Должность непрестижная, но подумалось, что пользу людям можно приносить и в лагере. Все вроде бы шло своим чередом, и вдруг увидел этих русских ребятишек. Боль всколыхнулась, и он несколько дней избегал встречи с ними. Но, видно, не зря говорят: чему быть, того не миновать. Как-то вечером заявляется к нему Ник. Глазенки налиты гневом, светлые вихры торчком. Пришел с жалобой на лейтенанта и закатил целую речь. Правильную речь. И когда только успел выучиться по-английски. «Это от фашистов можно было ожидать любых зверств, но американский офицер — не фашист. Что же он военнопленных избивает?» Ник оказался прав, пришлось дать лейтенанту взбучку.
Ник… Сына его тоже звали Ник. Николас Брайт.
Этот упрямый мальчишка совсем не похож на сына, но как только полковник встречал его, вспоминался Ник. Со временем он стал замечать, что смотрит на маленького Ника, как на сына.
Недели две назад ему пришла мысль усыновить Ника. В последние дни он возвращался к этой мысли то и дело. Ник сирота. Отец погиб на границе, а мать умерла на глазах у сына в фашистском лагере. Что будет с мальчишкой после войны? Дом разрушен, родителей нет. Кто о нем подумает, кто позаботится? Знает полковник: государство советское в беде людей не бросает. Но каково будет после войны государству? Такие жертвы, такие разрушения… Это же сколько лет потребуется, чтобы привести все в порядок. Не до Ника будет государству, одни невзгоды ждут мальчишку.
А он, полковник Брайт, готов дать Нику все необходимое: приличный дом, любое образование, свою привязанность. А как обрадовалась бы жена! Мальчишки — ее слабость.
Другой на его месте мог бы воспользоваться служебным положением и отправить мальчишку к себе домой, в Штаты. Ник еще малолетний, при добром отношении может быстро привыкнуть, войти в семью и жить-поживать. Но полковник Брайт не фашист и не торговец. Ник хоть и маленький, но человек, а людей ни покупать, ни угонять по чьей-либо прихоти не должно. Только фашисты не считаются ни с какими нравственными принципами, они, надо полагать, ответят за это по всей строгости. А он, полковник Брайт, сказал теперь все, сказал чистосердечно и просит у русских коллег доброго совета.