Добрый совет… Где его взять, этот совет? Понять полковника, конечно, можно. Горе его понять, желание хоть как-то возместить потерю, скрасить жизнь заботой о несчастном мальчишке. Но Коля хоть и маленький, но человек, и этим все сказано. Какой тут может быть совет?
— Вы правы, господин полковник, — сказал наконец Комлев. — Человека в наше время ни покупать, ни продавать нельзя. Никому нельзя. Только сам человек волен выбирать и строить свою судьбу.
— Но Ник еще мал, чтоб осмысленно принимать решение. За него должны подумать взрослые. Взвесить все обстоятельства и выбрать наилучший вариант. Я могу дать клятву предоставить ему полную свободу выбора, как только он достигнет совершеннолетия.
— А вы уже говорили с ним? — спросил Жичин.
— Конечно нет, — ответил Брайт. — Я ждал встречи с официальными русскими представителями. Я даже жене ни слова об этом не написал. Зачем обнадеживать, когда ничего еще не ясно.
— Не знаю, что и сказать вам, господин полковник. — Комлев пожал плечами. — Рад бы помочь, но как? Нас никто не уполномочивал решать такие вопросы.
Брайт сник, глаза потухли, сразу стало заметно, что он уже в летах.
— Я мог бы дать ему выбор в любое время, — сказал он тихо. — Захочет в Россию через месяц — пожалуйста. Могу отвезти его сам. Через год захочет — поедет через год.
— Я думаю, надо спросить его самого, — сказал Жичин. — Он хоть и мал, но голова у него на плечах. В войну люди взрослеют не по дням, а по минутам.
В глазах у Брайта мелькнула надежда, а Комлев даже слегка оторопел. Не по душе пришлась Комлеву эта затея. Мало ли что мальчишке может прийти в голову? Ляпнет что-нибудь второпях, не подумав, а потом расхлебывай. Комлев, конечно, в любом случае не даст Брайту согласия, какое бы сочувствие он ни вызывал, но хлопот может прибавиться, могут подвергнуться риску добрые отношения.
А Жичин был спокоен. Он видел мальчишечью радость: в глазах, в улыбке, во всех движениях. Радость оттого, что в далекий лагерь прибыли русские, с далекой русской земли, и что все скоро поедут домой. Видел Жичин и складки на детском лице: и у губ, и у глаз. Парень сам знает, что к чему. Должен знать.
— Позовем? — спросил Жичин.
Брайт оживленно кивнул, Комлев недовольно пожал плечами.
Жичин поднялся и привел Колю к столу. Усадил парня в кресло, улыбнулся.
— Мы говорили сейчас о тебе, о том, как устроить твою жизнь, — сказал ему Жичин. — Говорили потому, что нет теперь у тебя ни родителей, ни дома, и судьбу свою ты должен решать сам. Решишь ты ее сам, ты уже не маленький, а мы постараемся тебе помочь.
Коля слушал напряженно, не замечая, как весь подался к Жичину. Жичин это видел и поспешил, не томя парня, изложить суть дела.
Вслед за Жичиным речь повел полковник Брайт. Он говорил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, чтоб все Коле было понятно. Вспомнил о погибшем сыне, рассказал о своем двухэтажном особняке в Калифорнии, о белом «паккарде», купленном для сына за два месяца до гибели. Дрогнувшим голосом поведал о своих симпатиях к Нику, о болезни жены и ее любви к детям. Дал джентльменское слово, что и автомобиль, и дом, и все, что у него есть и будет, перейдет по наследству Нику, если Ник согласится на усыновление. Повторив обещание в любое время привезти Ника в Россию, как только тому всерьез пожелается, полковник добавил, что человек он довольно состоятельный и что Нику в Калифорнии будет хорошо.
— Я прошу тебя, Ник, от имени жены и от своего имени стать нашим сыном, если, разумеется, не будет возражения со стороны советских властей.
Все трое уставились на Колю и лишь в эту минуту с недоумением заметили, что он спокойно смотрел в окно. Проследили за его взглядом, но ничего интересного за окном не обнаружили. У Жичина мелькнула догадка, что Коля про себя все уже решил и думал о том, как получше про это решение сказать. Жичин не ошибся.
Коля часто заморгал, на глаза навернулись слезинки.
— Спасибо вам, сэр… Большое спасибо. Вы все время были ко мне добры. И ко мне, и к Мите. Я уж и не помню, кто ко мне так хорошо относился… Только мама да отец. Спасибо… Не знаю, как уж и благодарить вас…