— Вы в Англии давно? — спросил неожиданно посол.
— Года еще нет, — ответил Жичин.
— Англичан, пожалуй, так быстро не оболванишь, они каждый по себе. — Посол на минуту задумался. — Купить, наверное, можно, а оболванить… — Он оглядел Жичина с головы до ног. — Красивая все-таки форма у моряков…
Жичин понял, что пора уходить, встал, поблагодарил посла.
— Хорошо бы завтра отвезти этим генералам приглашения, — сказал на прощание посол. — Почта ныне ненадежная.
— Отвезем, — ответил Жичин.
В вестибюле миссии его встретила обеспокоенная Маргарита Владимировна. Вновь звонил генерал от юстиции, он вернулся из поездки вместе с русским командиром, и оба они должны вскоре прибыть.
— Успел вовремя, — сказал Жичин. — От посла — и прямо сюда. Завтра везем приглашение.
— Я уже знаю. Разыскивая вас, звонила в посольство.
— Спасибо большое. Вы не откажете в помощи побеседовать с этим генералом?
— Возьму вот и не откажу, хотя он, кажется, говорит и по-английски.
— Мой английский хромает на обе ноги.
— Мне и самой любопытно, чем вся эта история завершится.
Жичин поднял глаза и увидел в открывшейся двери двух коренастых мужчин одинакового роста. Они стояли и никак не могли договориться, кому входить первым.
— Прошу вас, господин генерал, — сказал Жичин, вставая и идя им навстречу.
Спор наконец разрешился, они вошли, представились. Жичин усадил их в кресла друг против друга. Разговор начал генерал.
Он поблагодарил Жичина за доброе согласие принять их и за готовность ни в коем случае не допустить вооруженного столкновения, о чем любезно поведала очаровательная мадам, которая, как он догадывается, здесь присутствует и заслуживает самой сердечной признательности. Просьба у него одна: он хотел бы получить официальное заверение в мирном завершении инцидента. Он уже имел честь довольно подробно беседовать с храбрым русским командиром, совсем еще молодым, но рассудительным и понимающим серьезность ситуации, и у него сложилось впечатление, что в принципе они пришли к согласию.
Вести совещание, когда в роли просителя оказывался генерал, Жичину еще не приходилось, и он чувствовал себя не совсем ловко. С минуту выждав, убедившись, что дело свое генерал изложил, он перевел взгляд на соотечественника:
— Что скажет лейтенант Чернов?
Чернов встал, вытянулся.
— Так точно, товарищ капитан-лейтенант: в принципе пришли к согласию.
— Тачанки пулеметные еще там?
— Никак нет. — Чернов взглянул на часы. — Они сейчас уже к базе подходят.
От имени советских властей Жичин принес генералу извинения и заверил, что подобные инциденты не повторятся. Генерал распрощался, Жичин вышел проводить его, а вернувшись в кабинет, застал Маргариту Владимировну и Чернова хохочущими.
— Вы только послушайте, Федор Васильевич, как они начальника тюрьмы напугали.
— И слушать не хочу, — строго сказал Жичин. — Добрые люди с немцами воюют, а они в игрушки играют. Ухари нашлись.
— Мы и с немцами воевали, товарищ капитан-лейтенант, французские друзья были довольны, — ответил Чернов.
— В Париже есть советское посольство, и только оно уполномочено вести переговоры с французскими властями. Вас могли всех перестрелять.
— Мы тоже не лыком шиты, за себя и за Советскую Родину постоять умеем.
— Поймите вы, дурьи головы, не тот путь выбрали!
— Поняли, товарищ капитан-лейтенант, потому и отступились. — Чернов глядел Жичину в глаза, улыбался, прося мира и пощады, но в улыбке таилась некая хитринка.
— Ладно, рассказывайте. — Против неведомой хитринки Жичин устоять не мог.
Лейтенант Чернов служил на эсминце, любил его, как свой второй дом, а когда немцы подошли к Севастополю, дом свой, и один и другой, надо было отстаивать на суше. Так решило командование, так думал и сам он.
Доверили ему роту первоклассных матросов, определили позицию, и началась эпопея. В роте у них не давали никаких клятв, не было нужды. Каждый знал свое дело и без суеты исполнял его. Знали и другое: нельзя бросать в беде боевого друга. И не бросали, не было ни одного позорного случая. Единение и товарищество в роте было крепче любого алмаза. Может быть, поэтому Чернов и решился на рейд к тюрьме, когда узнал, что там упрятаны десятки советских граждан. Чужбина, подумалось, никто и передачу не принесет. Как не выручить? Свои же. Начальник тюрьмы заартачился, пришлось припугнуть пулеметами. Посговорчивее стал, пригласил в кабинет. Выпили по чашке кофе — маленькие такие чашки, с наперсток. Потом вызвал помощника, приказал подготовить списки. Тот вышел и долго не появлялся. Глянул Чернов на часы и схватился за голову: пулеметчики вот-вот должны открыть огонь, так сговорились. На ходу объяснил ситуацию, бросился предупредить. Вот тут-то начальник и перетрусил. Бежал за Черновым вприпрыжку, что-то говорил, обещал, а как только пулеметная опасность миновала, извинился и торопливо куда-то исчез.