— Конечно! — воскликнула Маргарита Владимировна. — Я за честь почла, когда мне предложили помочь вам. Гуманнейшее дело.
И Чернов полагал его дело благородным, но, привыкший к действию, лейтенант мыслил еще и сугубо практически. Если отправка в Россию начнется скоро, то он и его сподвижники успеют еще повоевать с немчурой под родными знаменами, и лучше всего вернуться домой не с пустыми руками, а при полном вооружении. Приехал, надел положенную форму и — в бой. Оружие у них проверенное: пулеметы, ружья противотанковые, автоматы. И боезапас приличный.
Идея лейтенанта показалась Жичину заманчивой. Конец войны предрешен, но бои идут, бои кровопролитные. Когда войска вступят в Германию, битва, надо думать, ужесточится и особо будет дорог каждый солдат, каждый пулемет. Они с Комлевым прикидывали: военнопленные, как правило, бойцы опытные, обстрелянные, из них можно сформировать не одно боевое соединение. А чем плохо, если кто-то из них вернется домой с оружием, с боеприпасами?
— Чье у вас оружие? — спросил Жичин.
— Немецкое. Автоматы есть и английские, немного. Остальное все немецкое. Добыты собственными руками.
— В отряде одни русские?
— Не-ет, целый интернационал. Буряты есть, осетины, белорусы. Почти половина французов.
— И подчиняются?
— Еще как! Меня французы и выбрали, в отряде тогда их было большинство. Узнали, что я кадровый командир, проверили в боях и вручили бразды. Сперва переводчика приставили, а когда с языком освоился, стал обходиться сам.
Жичин слушал его, вглядывался в обветренное волевое лицо и все больше проникался к нему симпатией. По душе были и его большие руки, и свободная манера речи.
— Вот вам и Саша Черный! — воскликнул Жичин, повернувшись к Маргарите Владимировне.
— Я думаю, Федор Васильевич, его неверно назвали. Он же Саша Светлый.
Уловив расположение к себе и Жичина и Маргариты Владимировны, Чернов осмелился пошутить:
— Скажите, пожалуйста, товарищ капитан-лейтенант, это не ваш стоит у подъезда черный драндулет?
— Посол выделил в наше распоряжение. Не нравится?
— Эта колымага уйму бензина жрет, а потом… Советский Союз ведь представляете.
— А что делать, если другой нет. Возит, и ладно.
— Хотите, я вам «мерседес» подарю? Новехонький. У нас целых три.
— Как же это вы подарите?
— Пригоню к подъезду, и катайтесь на здоровье. Не стыдно будет в любой штаб поехать.
— На машину, как я понимаю, документ какой-то должен быть.
— Документа нет. Трофейная. Мы же ездим, и хоть бы что.
— Не зна-аю. — Жичин пожал плечами. — Надо, наверное, с послом посоветоваться. Может быть, вы знаете, Маргарита Владимировна?
Маргарита Владимировна тоже не знала, но порекомендовала быть осторожнее. Одно дело партизанский отряд и другое — официальное представительство.
Время было позднее, и Жичин пригласил их к себе в отель ужинать. Чернов отказался, ему предстояла дальняя дорога. Обещал через день появиться вновь.
— А я, пожалуй, поужинала бы, — сказала Маргарита Владимировна. — Давно вкусно не ела.
Комлев и Жичин встретили союзных генералов у подъезда.
— Чем же все-таки мы обязаны такой чести? — спросил американец Баркер, едва успев поздороваться. Два дня назад этот вопрос задавался Жичину в Версале, когда он вручал приглашения. Теперь отвечать должен Комлев, старший по чину.
— Посла интересует проблема военнопленных, — сказал он. — Нас он выспрашивал долго и дотошно, но мы, к сожалению, всего лишь дилетанты. Возможно, профессор захотел послушать мнения более компетентных лиц.
— Какой профессор?
— Ох, извините, пожалуйста, я не сказал вам, что посол и профессор это одно лицо. Перед тем как уйти на дипломатическую службу, он работал в институте, читал лекции студентам.
Посол-профессор поначалу дал волю своей молодой жене. Яркая, элегантная, она с женской непосредственностью посочувствовала нелегкой судьбе генералов. Как ни интересно общество своих коллег, а вдали от семьи, от дома, наверное, и тоскливо и неуютно. Зато, конечно, и утешение есть: весь мир смотрит ныне на военных. Не кто-либо, а они решают сейчас, как будет планета жить дальше.
Лидия Александровна выспросила их о женах, о детях, поинтересовалась именами, возрастом, а узнав, что у того и у другого по куче ребятишек, выказала искреннюю радость. Давно, видимо, генералов никто так участливо не расспрашивал о семейных делах, оба даже слегка смутились.
Жичин невольно сравнивал первую даму посольства с Маргаритой Владимировной и не знал, кому отдать предпочтение — обе были хороши. Лидия Александровна выглядела поэффектнее, посмелее, но уступала, пожалуй, в тонком чутье собеседников, в женской предупредительности. Сказывалось и воспитание, и высокое положение.