Переводившая жена рассказала попутно о самых нежных чувствах Роллана к Горькому. Последние годы Роллан почти каждую полночь настраивал приемник на Москву и слушал Красную площадь, автомобильные гудки, кремлевские куранты. Послушает, вздохнет, вымолвит тихо: «А там похоронен он. Вот с ним и побеседовал».
— Ну, а из французских писателей кого читали? — спросил Роллан, вглядываясь в Жичина. От приятного экзамена Жичин повеселел:
— Многих. Бальзак, Стендаль, Флобер, Мопассан, Гюго, Франс, Роллан.
Роллан прищурился, усмехнулся:
— Если б вы не назвали последнего имени, я сказал бы, что у вас хороший вкус. А что в них больше всего привлекло вас? Все они разные.
— Да, разные. — Жичин задумался. — Но всем свойственна человечность. Я сказал бы — бой за человека.
— Бой за человека… — повторил Роллан. — Это вы хорошо сказали. В этом вся суть. — Он откинулся слегка назад и вновь оглядел Жичина. — А фашистский офицер что в них усмотрел бы? Он наверняка их не читал, а если б прочел, увидел бы одну крамолу. Вот и судите, кто должен победить в этой войне. Рад, очень рад был увидеть вас и познакомиться.
В разговор вмешалась жена, сказав, что им пора прощаться. Роллан пожал руку Жичину, Николаю Дмитриевичу и направился к выходу. Николай Дмитриевич пошел проводить их, а Жичин, исполняя обещание, стал высматривать американского генерала-артиллериста.
Вместо одного генерала высмотрел другого — высоченного де Голля, стоявшего вместе с послом и фельдмаршалом Монтгомери. Неподалеку от них в окружении офицеров улыбался во все стороны генерал Эйзенхауэр. Улыбался рядом с ним и подполковник Комлев. Нечасто встретишь в одном зале такое созвездие именитых генералов. Жичин переводил взгляд с Эйзенхауэра на де Голля, с де Голля на Монтгомери и ловил себя на мысли, что созвездие истинных боевых генералов-полководцев все-таки не здесь. Если б какая-то неведомая сила смогла сейчас доставить сюда маршалов Жукова, Василевского, Конева, Рокоссовского, тогда это было бы созвездие.
Неожиданно на плечо Жичина опустилась чья-то рука. Он оглянулся и встретил сияющий взгляд бригадного генерала Венэблса. Жичин ему обрадовался, доволен был встречей и Венэблс.
— Вот та самая дама, которой вы любезно подарили прекрасный вечер, — сказал британец.
— Мада-ам. — Жичин поклонился. — Это большая радость видеть столь изящную и красивую женщину.
Жичин не лукавил, не льстил молодой женщине. Он в самом деле глядел на нее с восторгом и испытывал истинную радость. Огненный взгляд, длинные черные волосы, тонкая подвижная талия — живая Кармен. Такой он представлял ее себе. А может быть, лишь глянул, и другой Кармен уже не существовало.
Кармен и британский генерал Венэблс с брюшком и изрядными залысинами. Смешной союз, даже если он временный. Жичин глянул на них и едва сдержал улыбку.
— Весьма вам признателен, сэр, за возможность лицезреть вашу даму — она достойна самой высокой похвалы, — благодарю вас также за бензин и пайки, вы нас выручили как истинный союзник и широкий человек.
Генерал слегка усмехнулся, сказал Жичину на ухо:
— Не стоит благодарности, кэптэн, пайки-то американские.
Жичин рассмеялся. «Вот тебе и истинный союзник», — подумал он. И широта… За чужой счет можно быть и широким.
А Кармен ничего не видит, ей хоть бы что. Но вот она стрельнула в Жичина обжигающим взглядом, и британский генерал отошел на третий план.
Прием шел на убыль, гость заметно редел. Первыми прощались и покидали посольство лица самые высокие — генерал де Голль, генерал Эйзенхауэр, фельдмаршал Монтгомери, за ними тянулись рангом пониже. В залах стало просторнее, густой гул ослабел, тосты и возгласы становились слышнее и разборчивее.
Генерала-артиллериста Жичин разыскал в другом зале. Американец был навеселе, окруженный коллегами, и продолжать начатую с ним беседу не было смысла. Из шумного разговора офицера Жичин понял, что генерал тоже живет в гостинице «Риц» и встретиться с ним не составит особого труда, если, разумеется, он согласится. Они довольно легко договорились вместе отобедать в гостиничном ресторане. Жичин собрался покинуть компанию, но генерал настоял выпить еще раз за национальный советский праздник, за великолепный прием.
Залы с каждой минутой пустели, остались, наконец, лишь сотрудники посольства. Александр Ефремович пригласил всех к столу, поздравил с праздником и поблагодарил за четкую, старательную работу на приеме.
По случаю, а может быть, и не по случаю рядом с Жичиным оказалась Маргарита Владимировна. Они чокнулись, выпили. Маргарита Владимировна спросила его мнение о приеме. Жичину большой прием был в диковинку, все ему казалось необычным, интересным, не говоря уже о том, что удалось запросто поговорить с самим Роменом Ролланом, с фельдмаршалом Монтгомери. Когда б еще могла представиться такая возможность? Конечно же, он был доволен. А сожалел об одном: на приеме были Морис Торез, Марсель Кашен, Жак Дюкло, много было интересных людей, а он ни поговорить, ни даже — поглядеть на них как следует не смог.