Проводив вместе с начальством парижского гостя, вернулся к столу Юрий. Скосил глаза на одну сторону, на другую, облегченно улыбнулся и подошел к нам.
— Как вам гость? — весело спросил он. — Не правда ли, очарователен? Утер нос всем нашим эстрадникам. А каков Аркадий Самсонович? Что ни говори, а ведь молодец, умница. Легкая шутка, и гость расшевелился.
Меня не покидало ощущение, что Юрий повторяет чужие слова, поэтому не хотелось ни соглашаться с ним, ни спорить. Раисе же не терпелось ввернуть что-либо об Ирине и, лишь из деликатности сдерживая себя, она помалкивала. Выручила нас Инесса.
— Юрочка, а что на сей счет сказало начальство? — спросила она с милейшей улыбкой, догадавшись, как и я, об источнике его оценок.
— Начальство, как я понял, тоже довольно, — ответил Юрий нехотя. — Когда по-настоящему хорошо, то всем, наверное, хорошо.
— Артист он, конечно, великолепный, — сказала Инесса. — У него все поет, и это спасает. А голосок, по-моему, средненький. У наших эстрадных певцов есть голоса посильнее и поярче.
— Например? — спросил Юрий.
— Ну хотя бы наша Шульженко. Париж на руках бы ее носил. Верно, Федор?
— Пожалуй, — ответил я. — А если бы она еще немножко помоложе была, да…
— Стоп! — перебила меня Инесса. — Ты вечно на шутку все сводишь, а я серьезно.
Но серьезный разговор дальше не шел, она почувствовала это и сама. Слегка огорчившись, она повернулась к Юрию.
— Юрочка, пока ты ходил провожать начальство, я поплакалась им в жилетку и они, Рая и Федор, вроде бы согласились присмотреть мне подходящего женишка. Подтверди им, что я сейчас в жены только и гожусь. А если б ты еще и помог им… — Она неожиданно встала и, ни с кем не простившись, ушла.
Уход Инессы показался мне странным, хотя она и раньше была взбалмошной. У Раисы этот ее номер вызвал недоумение. Один Юрий остался спокойным. Он деловито налил себе коньяку, отыскал на другом конце стола кетовую икру.
— Голодный как волк, — сказал он. — Весь вечер сидел как на иголках.
— Почему? — удивленно спросила Раиса.
— Гость именитый, — ответил он не менее удивленно. — Мало ли что могло случиться, а спрос, как известно, со стрелочника.
Об Инессе он даже не вспомнил. Это было так же странно, как ее исчезновение. Что-то, наверное, за этим таилось.
Евгения Михайловна Вожевицкая долго не теряла надежды на то, что ее дочь Ирина станет Жичиной. Юрия она терпела, полагая его временным постояльцем, но мужем Ирины никогда не признавала. После рождения Дениски надежда ее поугасла, но еще жила, теплилась. Когда же Евгения Михайловна поближе узнала Раису и подружилась с ней, надежде пришел конец. Видная, рассудительная, неуемной энергии женщина стала на глазах сдавать. Потускнели живые глаза, будто их присыпали пеплом, поубавилось стати. В ее сердце не отдавались прежней радостью голоса и улыбки внуков.
— Нет бы порадоваться за Раечку да за Федора, — упрекала ее Ирина. — Совсем ведь изведешь себя.
— За Раечку я рада, и за Федора я рада, — отвечала Евгения Михайловна. — А на тебя вот без слез смотреть не могу.
И надо бы Ирине успокоить мать, да трудно, нечем. Чтоб Евгению Михайловну не расстраивать, Ирина многое таила от нее, держала в себе. Горько это, больно, но что сделаешь? Лучше уж одной перетерпеть. По этой причине она и Раисе не сразу открыла свои терзания: не хватало еще, чтоб другие страдали из-за нее. Но в Раисе всегда светилась готовность помочь хорошему человеку, Ирина это видела, чувствовала и незаметно, неожиданно для самой себя стала делиться всеми сердечными невзгодами. Со временем ей уже казалось, что она обидела бы Раису, если б перестала посвящать ее в свои сокровенные думы. Рая тоже поверяла ей все свои мысли, и я временами опасался, как бы эта предельная откровенность обеим им не повредила. Успокаивала меня всякий раз вера в их деликатность и благородство.
Недавно Ирина почувствовала, что Юрий встречается с другой женщиной. Это было обидное чувство, затронувшее самые уязвимые струны души. Она постаралась избавиться от ревности, благо явных признаков измены не обнаружила: вечерами Юрий не задерживался, денег лишних не тратил. Однако прежнее ощущение вскоре вернулось и с тех пор уже не покидало Ирину. Больше того, день изо дня крепло, становилось явственнее, непреложнее.