Сын пожал плечами и молча стал убирать со стола. Что происходит с отцом? Отчего он не хочет понять самых простых вещей? Было время, когда он понимал все на свете. Понимал, чувствовал, и все было как нельзя лучше. Веселые шутки, добрые улыбки, даже лютый мороз не покушался на семейное их тепло. Возможно, у матери с отцом и бывали споры-раздоры, но он, Денис, не ведал о них и не думал. Взрослые люди вроде бы сами должны в своих делах разбираться, ему и собственных забот хватает, школьных, спортивных, успевай только поворачиваться. Но, видно, и ему при случае придется сказать свое слово, в кусты прятаться он не привык. Жаль, что нет дома старшего брата, вдвоем они что-нибудь обязательно придумали бы. А может быть, и хорошо, что его нет дома… Слава богу, мать стала спокойнее, вся его забота о ней, о матери. Отцу, наверное, тоже нелегко, не зря он весь извелся, по каждому пустяку выходит из себя, но он мужчина, ему сам бог велел быть сильнее.
Ни слова больше не сказал сын отцу, опасаясь взбудоражить его. В другой раз Денис вряд ли стал бы так долго играть с отцом в молчанку, но сейчас его тревожило недоброе предчувствие. Он не заметил, как оно вселилось в него, но оно вселилось и, казалось, успело даже обжиться. Взрослые нередко друг другу советовали не испытывать судьбу — он слыхал это не однажды и даже читал недавно в какой-то книге, — не будет шутить с судьбой и он.
Мать задержалась дольше, чем Денис мог предположить. Время ожидания тянулось мучительно, отсчитывалась едва ли не каждая минута — хуже, чем на самом скучном уроке. Хорошо бы сейчас с отцом о чем-нибудь поговорить — о рыбалке, о походе в лес по грибы, он это любил, — но отец, кажется задремал. Может быть, и хорошо, что задремал: он и с рыбалки мог моментально перескочить на свои обиды, которые сын был не в состоянии уразуметь, как ни старался.
Замок в двери щелкнул в ту минуту, когда Денис внимательно разглядывал в шкафу корешки книг, пытаясь отыскать что-нибудь сверхсмешное. Мать вошла усталая, с двумя тяжелыми сумками. Денис кинулся к ней, взял сумки, отнес на кухню. А мать опустилась в кресло и, положив руки на колени, закрыла глаза.
— Замучилась, ма-а?
— Немножко.
— Ничего себе — немножко. Едва дышишь.
— Что-о ты! Женщины — народ живучий. Две минуты — и приду в себя.
В прихожую почти неслышно вошел отец. Мать, конечно, почувствовала его шаги, но глаз не подняла. Денису казалось, что она их и поднять не сможет из-за усталости.
— Может быть, объяснишь столь позднее явление? — спросил отец спокойным ледяным голосом. Часа два назад все в нем клокотало, а тут не дрогнул ни один мускул. Денису это было не по душе, и он насторожился.
— Сейчас, Юрий, — ответила мать, не поднимая глаз. — Дай чуть-чуть отойти.
— Не хватало мне еще любоваться на пьяную жену, — сказал отец.
— А отчего бы и нет? — По лицу матери пробежала едва заметная улыбка. — Я же пьяным мужем любовалась, и не однажды. Теперь полюбуйся ты.
— Этого не будет!
— Правильно, не будет. Оттого не будет, что пьяной я никогда не была и быть не собираюсь. — Мать открыла глаза и устало, с горечью оглядела отца. — Ищешь ссоры?
— С гулящими женщинами ищут не ссор, — ответил отец.
— Это я-то гулящая? — Мать невольно усмехнулась.
— Отец, я прошу тебя взять свои слова назад, — сказал Денис и шагнул к нему — бесстрашно и задиристо. — Взять назад свои мерзкие слова и немедленно извиниться.
Юрий не ожидал такого поворота и поначалу даже оробел. Не мог предположить у сына такой прыти. Оглядел его с головы до ног — вид у сына был немножко смешной, петушиный, но довольно решительный, — и робость сменилась любопытством. Давно ли был пацан хилый, тростиночка, едва державшаяся на ветру, а теперь… Спорт свое дело делает, через год-полтора и не справишься.
— Я требую, отец. — Сын тряхнул головой. — Вспомни, чему ты меня учил.
Юрия охватил гнев. Дерзость сына была, может быть, и понятна, но обидна. «Не иначе, как женское наущенье», — подумал он. Вспомнить же о том, чему сам учил сына, Юрий не захотел.
— Ты говори, да не заговаривайся, клоп. Молоко на губах не обсохло, а уже с требованиями…
— Может быть, и не обсохло… Я не стыжусь, это молоко матери. — Денис едва сдерживал себя. — Ты оскорбил меня, я прощаю тебе, ты мой отец, родителей не выбирают. Но ты оскорбил мою мать, и я прошу, я требую…
— Заткнись, я разговариваю не с тобой.
— Не извинишься?
— Никогда.
Не успело это жестокое слово раствориться в мягком полумраке прихожей, как раздалась хлесткая пощечина. Сын ударил отца. Невероятно, немыслимо!