— Теперь-то в прошлом, а как вспомнишь… — Он сделал вид, что не заметил моей иронии. — Прошлое… оно не сразу отпускает.
Не сразу, это верно, подумал я. Как верно и то, что прошлое прошлому рознь. Позади у Юрия фронт, Ирина, сын. Все предельно честное и порядочное. Кто сможет заменить ему Ирину, эту чистоту и обаяние, трепетность и благородство? Чем же он собирается жить? Рюмка водки и вкусный ужин, пусть даже с приветливой женской улыбкой — не маловато ли для жизни?
— Боюсь, что твое прошлое не скоро тебя отпустит, — сказал я. — Что ни говори, а лучшие годы.
— Я тоже боюсь, — согласился Юрий. — Даже не боюсь, а знаю, чувствую.
— А когда уходил, тоже чувствовал?
— Может быть, и чувствовал, да вгорячах плохо соображал.
Вот он весь Юрий. «Вгорячах плохо соображал». Случись все это сейчас, сию минуту, он поступил бы, разумеется, по-другому. Я мог поручиться своей жизнью: сейчас он из семьи не ушел бы. Не ушел бы, да какой толк говорить сейчас об этом. Задним умом все мы богаты, а исправить уже ничего невозможно.
Когда моя жена поведала мне историю его мерзкого ухода, я был вне себя от ярости. Мне удалось это скрыть, даже проницательная Раиса, кажется, ничего не заметила. Если б в ту минуту подвернулся под горячую руку он, Юрий, я, конечно, не удержался бы и разнес его в пух и в прах. Назвал бы его самыми последними словами и был бы абсолютно прав, потому что вел он себя постыдно, отвратительно. Заранее про себя все решил, подкараулил случай и подло свалил все на Ирину. Не постеснялся даже сына Дениски. Как это неблагородно, не по-мужски. Решил уходить — уходи, но уходи порядочно, не оскорбляя женщину, жену. Да еще какую жену!
Даже сейчас, едва все это вспомнив, я вновь вознегодовал, и успокоить себя стоило немалых усилий. Но сейчас я бранных слов говорить Юрию не буду, они ни к чему. Юрию, пожалуй, даже легче было бы от бранных слов, он мог посчитать их за наказание и за отпущение греха. Ему гораздо тяжелее и полезнее спокойный разговор без брани и без обличительных судейских нот.
Я убедился, что в самом начале взял с ним верный тон, так, очевидно, надо и продолжать.
В дверях показалась встревоженная Инесса. Ей потребовалось одно мгновенье, чтоб проницательным женским чутьем обнаружить нас среди доброй сотни жующих и отхлебывающих и безошибочно, совсем на нас не глядя, направить свои стопы прямехонько к нашему столику. Юрий сидел к двери спиной, ничего этого не видел, а я… А я уже вставал и отодвигал ей кресло за нашим столиком.
— Я через дюжину стен прозрела вас за этим столиком! — воскликнула она с обычной своей рисовкой.
Юрий нахмурился и даже не взглянул на нее.
Веселость ее была напускной. Она, конечно, догадывалась, о чем у нас шла речь, оттого и зоркости прибавилось, и расторопности. Долго таить свою тревогу она не могла, недоставало терпения.
— Что у вас на душе: бог или дьявол? Отвечайте прямо, мужчинам лукавить не пристало.
— Да нет, скрывать нечего. Мы же друзья давние. Речь шла о том, что все мы пленники своего времени. Одни больше, другие меньше. Времени неподвластны разве лишь гении. Не знаю, как вы, а я, к примеру, не могу, никак не могу представить свою судьбу без военных лет. Я был бы не я и без наших студенческих лет. Скажу больше: не вижу себя и без тех лет, которые хорошо ли, худо ли прожиты вместе с Раисой. Ничего этого у нас не отнять, это наше богатство. Выходит, не так уж и плох этот наш плен.
Инесса рванулась что-то сказать, но заметным усилием воли остановила себя. Взгляд ее буравил то Юрия, то меня, в руках слегка подрагивала сигарета. Она и верила нам, и не верила. В глубине ее женской души таилось и не давало покоя подозрение, что за туманным временем и не менее туманным пленом скрывалась самая что ни на есть живая, красивая, с тонким изящным умом Ирина, которой она, Инесса, по собственным словам, не годилась в подметки.
— А у меня богатства немного, — тихо сказала Инесса. — Не сложилось богатство. А если и было что — растеряла.
— Это как посмотреть, — возразил я, хотя Инесса сейчас, пожалуй, не лукавила. Хорошо, что она сдержала себя и обошлась без упреков. — Никогда не поздно обратить потери в богатство.
Инесса встрепенулась. Она ждала таких слов. Не очень в них верила, но ждала.
— Это ты серьезно?
— Конечно.
— А что для этого нужно?
— Мудрость.
— А что нужно, чтоб не терять богатство? — Это спросил Юрий. До сей минуты он мрачно молчал, уставив недобрый взгляд в пустующее кресло. — Тоже мудрость?
— Тоже мудрость, — ответил я спокойно, не обращая внимания на его колючий вид.