— Пожалуй, — согласился старшина. — Дай бог, чтоб он знал побольше.
Раненый фриц знал не так много, но кое-что из его сведений пригодилось. Флотский батальон довольно успешно, без больших потерь занял новый рубеж и закрепился, чтоб рано утром начать новую атаку. За день балтийцы продвинулись верст на семь, каждая верста и каждый час ценились в эти дни чрезвычайно дорого, и комбат был доволен. Старый воин видел: кроме тяжких верст бойцы обрели немалый опыт и, главное, уверенность в себе. К вечеру едва ли не каждый балтиец уяснил себе непреложно, что фрицев можно колотить не только на море.
На второй и на третий день дела шли еще лучше. Продвижение слегка замедлилось, зато потери у противника возросли. Были захвачены в целости и невредимости десятки пулеметов, орудий и минометов, сотни автоматов. Майор ломал голову, не зная, что с ними делать. На исходе четвертого дня в разгар боя, когда наступательный порыв достиг высшего накала, комбат получил приказ об отходе.
Зная обстановку, он ждал этого приказа с часу на час и все же не был готов к нему: ума не мог приложить, как остановить боевой пыл своих балтийцев, как повернуть его на столь же деловитый и осмотрительный отход, вызванный стратегической необходимостью. Он догадывался, что корабли Балтийского флота, вместе с ними десятки транспортов, груженных боевой техникой и другими ценностями, снялись либо вот-вот снимутся с якорей и возьмут курс на восток — в Кронштадт, в Ленинград. Бригада, как он понимал, дело свое сделала, выиграв время на сравнительно спокойную погрузку. Теперь перед командованием бригады и перед ним лично стояла другая задача: вывести из боя всех своих бойцов, скрытно отойти и посадить их на катера, которые должны ожидать их у таллинских причалов.
Остановить бой он не мог, его команду никто не услышал бы. Лучший выход из положения он видел в ожидании темноты, когда битва прекратится сама собой, тем паче что ждать оставалось совсем недолго. Через каких-нибудь полчаса он соберет командиров и все им скажет. Он скажет им, что трофейное оружие… Что же с ним делать, с этим оружием? С собой брать нельзя — неизвестно еще, что их ожидает у причалов. Вывести из строя… Да, вывести из строя, но так, чтобы немцы не сразу догадались об отходе. Какую-то часть оставить здесь, другую же взять с собой и разбросать по пути. Это ясно. Теперь надо решить, кто будет прикрывать отход, кого обречь… Самым надежным был, конечно, взвод моряков с крейсера. Все знают друг друга, одна семья. И уменья им не занимать, и стойкости. Как на подбор. Особо хороша эта пара: Медведев и Девин. Но они и сделали уже больше, чем кто-либо, грех обрекать их…
Под покровом темноты батальон начал отход. Тяжкое это дело — оставлять свою землю. Только отбили, только кровью своей завоевали и — оставлять. Без боя, без выстрела. Каким бы ни было оправдание, тяжесть оставалась тяжестью. Она давила, прижимала к земле и опустошала.
— Тебе не страшно? — спросил Девина старшина Медведев.
— Как-то все равно. Апатия.
— Мне тоже все равно, но это как раз и страшно.
— Давай лучше помолчим, Медведь. Не обижайся.
— Кака-ая обида…
Прикрывать отход батальона пришлось все-таки их взводу. Решение принял не комбат, а они сами. Майор предложил сформировать прикрытие из добровольцев. На вопрос мичмана Лободы о добровольцах ответил старшина Медведев.
— На мое разумение, — сказал он, — лучшего добровольца, чем наш взвод, в батальоне не найти. А может, и во всей бригаде.
— На мое тоже, — поддержал его мичман.
Согласились все. Не раздумывая, не обсуждая — слишком тяжек был приказ об отходе.
Взвод оставался на месте целые сутки. Те сутки, которые требовались батальону для более или менее благополучного возвращения в город. Рано утром мичман Лобода и старшина Медведев выбрали подходящие позиции для четырех минометов. Пригодились и два пулемета. Когда вражеское оружие было изготовлено к бою, мичман облегченно вздохнул.
— Теперь пусть идут, — сказал он. — Встречу им обеспечим достойную.
Но немцы не шли. Видимо, не знали и не догадывались об отходе батальона. В середине дня из-за кустарника в полуверсте от позиций появились три серые фигуры, по ним тотчас же пальнули из минометов. Фашисты скрылись и больше их не видели.
Готовясь к отходу, мичман разбил взвод на вахты: одна вахта несет дежурство, другая — бодрствует и отдыхает, третья — спит. К ночи успели отдохнуть все. Перед отходом выпустили по вражеским позициям остатки мин и вывели из строя все немецкое оружие.
За ночь прошли полпути. Кое-где — то слева, то справа — слышалась иногда стрельба, но она лишь подстегивала балтийцев. Несколько хлопцев обрели синяки и ссадины от паденья, у остальных все было в порядке.