Особую любовь питали ветлужане к праздникам. Чтили с одинаковым старанием и церковные праздники, и новые, советские. И ни один праздник не обходился без пирогов с рыбой. На столе у ветлужанина могло не быть мяса и огурцов, можно было обойтись без груздей и рыжиков, без капусты и сала, но без пирога с рыбой праздник был не праздник. Из всех рыб выше всего почиталась, конечно, стерлядь. Оно и понятно: нежная, сладкая, без единой косточки. Что там ни говори, как ни хвали карася или щуку, налима или окуня, а царь-блюдо на любом пиршестве — это пирог со стерлядкой. Большой, румяный, духовитый. Чем внушительнее его величина, тем лучше, тем больше будет о нем разговоров и больше почета хозяевам. На один стол иной пирог и не умещался, тогда подставлялся другой стол; важно, чтоб перед гостями пирог красовался целый, без единого надреза. По большим праздникам пирог обычно соответствовал величине пода в русской печке и свободно располагал на своей груди до дюжины стерлядок.
И все же главное в стерляжьем пироге не величина, а вкус. Редкий, неповторимый вкус. Неопытные гости зарятся первым делом на рыбу, на стерлядку. Иной даже целую рыбину старается утащить к себе на тарелку. Слов нет, запеченная стерлядка и сама по себе хороша. И сладость в ней, и аромат. Но пышная корка, насквозь пропитанная живым стерляжьим соком, маслом, жареным луком и еще бог знает чем — вот уж объеденье так объеденье. И сравнить не с чем.
И уха стерляжья — лучше не придумаешь. Когда она сварена из одних стерлядок, вкус у нее, конечно, сладковат и есть ее, пожалуй, приторно. Но если стерлядку разбавить парой-другой ершишек да окуньком хоть самым захудалым, тогда от ухи самого привередливого едока за уши не оттащишь. Такую уху на Ветлуге только и отведаешь.
Ранее стерлядка в Ветлуге водилась порядочная, и было ее немало. Не всегда, конечно, но по праздникам ветлужане лакомились ею вдоволь. И сами ели, и гостей угощали. А сейчас отчего-то извелась стерлядка. Другой рыбы много, а стерлядь заметно поубавилась. В прошлом году весной, перед самым началом войны, он, Борис Крутоверов, приезжал туда в отпуск и за три недели поймал всего полдюжины стерлядок. По две штуки на неделю — что это за улов? Правда рыболовом отчаянным он не был, но все равно промашки делал редко.
Везучим и виртуозным рыболовом был его старший брат Николай. Этот, видно, от деда унаследовал рыбацкую хватку. Он уже семилетним пацаном таскал приличных стерлядок. Но сейчас и он приходит иной раз без улова. Что там говорить — меньше стало рыбы. Рыбы меньше, а спросу больше. Разузнали, разведали стерлядку — теперь только подавай. И по праздникам, и в будни. Когда жизнь день ото дня лучшает, на плохой товар никто не зарится. Вынь да положь хорошее. Так и с рыбой.
Не один уже год на Ветлуге в самом большом почете ходят рыболовы. Дед Крутоверов только на старости лет и удостоился такой чести среди односельчан, а в первую голову среди хозяек. До праздника еще далеко, а они так и снуют вокруг него, так и снуют. И молодые и пожилые. Одна просит дюжину стерлядок словить, другая. Для форса дед поломается, покочевряжится, а стерлядок, конечно, наловит и одной, и другой, и третьей. В отличие от других рыбаков, денег он не брал, как ему ни навязывали. Зато почет ему был больше, чем кому-либо.
Перед самой войной этот почет вместе с уменьем перешел по наследству к Николаю. Теперь ветлужские хозяйки его стали обхаживать, благо, как и дед Иван Леонтьевич, от денег он наотрез отказывался. Предпочитал женскую улыбку, и в чести у него были, понятно, хозяйки помоложе да посмазливее. Парень он был видный, статный, и улыбок ему хватало. Даже лишку было, и за этот избыток ему иной раз попадало от молодых мужьев. Сейчас-то брат Николай на Северном флоте служит, на катерах-охотниках, и вольготная довоенная жизнь только во сне, поди, снится ему, а год назад веселее его и человека не было по всей Ветлуге.
Капитан рассказывал о брате, как и вообще о Ветлуге, о ветлужанах, охотно, с улыбкой и не без гордости. Мы с Ольгой радовались этой его перемене. И сам он, кажется, был доволен. С лица его незаметно, как-то само собой сошло уныние, глаза заблестели, заискрились, и весь он обмяк, стал похож не на капитана Крутоверова, сурового молчуна, а на обыкновенного ветлужского парня. Окажись сейчас на месте брата Николая на родной своей Ветлуге, и он, пожалуй, не отказался бы от улыбок молодых ветлужских хозяек. И стерлядок наловил бы им за эти улыбки.
«До чего ж здорово, что мы затеяли разговор о рыбалке, — живо говорили мне глаза Ольги. — И о бабушках тоже хорошо, о родных местах. На человека стал похож Борис Трофимыч, на молодого. Как вчера. Молодцы мы».